Комментарии
- 25 апр 10:13Ксения Ангелова,, Что имеем не храним, потерявши - плачем ".
- 25 апр 10:16Валентина КреховаПри жизни не ценят маму, бабушку! А после смерти это и не нужно-просить прощение! Дочь уехала за 600 км и разорвала всё отношения и даже с внуком! В народе говорили: "хоть масло на голову лей" -бесполезно! Сколько бы ни делал хорошего! Не сделай 1 раз и останешься плохим.
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Не успела попросить прощения...
– Ниночка, тебе ужин разогревать?
Нина, едва сдерживая себя, резко обернулась и, сверкнув глазами, посмотрела на Софью Тимофеевну с недовольством:
– Ба! Сколько раз я просила тебя стучать в дверь, прежде чем входить! Неужели так тяжело запомнить?
По лицу пожилой женщины пробежала тень, дружелюбная улыбка сползла с губ:
– Но я все равно бы не услышала, можно входить или нет. Глухая я уже почти.
– Ну и что! Зато я бы услышала, что ты идешь! А вдруг бы я без одежды была?
– Ну ничего страшного, я бы отвернулась. Вижу-то я тоже плохо.
– Ба, это все отговорки. Если уж мы с тобой живем вместе, давай уважать друг друга и личное пространство каждого. Я не вламываюсь к тебе в комнату с дурацкими вопросами.
– Ужин, - пробормотала старушка, - греть?
Нина сжала губы, да так, что скрипнули зубы. Ну как можно быть такой деревянной! Бабушка Соня ужасно раздражала Нину своей неповоротливостью, наивностью и глупостью. Женщине было восемьдесят, она ничего не понимала в современных технологиях, не умела пользоваться телефоном, с трудом разбиралась в пульте от телевизора. Но все равно всегда и все хотела знать, ставя порой свою внучку в неловкое положение перед подругами.
– Грей уже. Ешь сама, я попозже поем.
Софья Тимофеевна обиженно поджала губы:
– А я думала, что мы с тобой поедим. Я же не люблю есть одна.
– А я люблю есть одна! – возразила Нина, чувствуя, что начинает закипать. Бабушка помешала ей с уроками, мысль была упущена, теперь придется заново читать задание и вдумываться в него. И все из-за чего? Из-за старухи, которая, видите ли, решила разогреть ужин.
– Хорошо, детка, пойду греть, - отозвалась бабушка и, шоркая тапочками, отправилась в сторону кухни, - ты приходи, я буду ждать.
– Не жди! – крикнула вслед ей Нина, но уже не была уверена в том, что Софья Тимофеевна ее услышала.
Нине было шестнадцать, и последние два года она жила с бабушкой. Мать уехала на заработки куда-то на север, моталась по вахтам, регулярно высылая деньги. После ее отъезда с финансами стало попроще, теперь Нина могла покупать нравящиеся ей вещи, а не те, на которые денег хватало. Зато мать она теперь видела от силы пару раз в год, когда та приезжала в отпуск. Приезды эти были хоть и редкими, но очень радостными: Светлана Игоревна привозила гору подарков, а потом они с Ниной ехали в областной центр, шопились, катались на речном трамвайчике, посещали музеи и выставки, тратя деньги в свое удовольствие. Но проходило две недели, и мать снова уезжала, оставляя внучку на попечении бабушки.
– Мам, а я не могу с тобой поехать? – время от времени спрашивала Нина у матери, а та только руками разводила.
– Я же работаю на объекте, там рядом ни одного населенного пункта нет. Где ты будешь учиться? Да и условия там ужасные, погода жуткая, ветра и холод. Ты посмотри на мои руки, они все обветрились, волосы начали выпадать, витаминов в таком месте не хватает. Тебе лучше будет с бабушкой, да и мне так спокойнее.
– А мне с ней тяжело, - пожаловалась Нина, - она глухая совсем, готовит отвратительно, заставляет меня генеральную уборку каждую неделю делать, к ней еще постоянно подружки приходят, такие же старухи. Обсуждают болячки, политику, соседей, несут всякий бред. Я как в доме престарелых. Мам, ну сил уже нет!
– Потерпи, - мягко ответила Светлана Игоревна, - закончишь школу, переедешь в областной центр учиться, станет легче. Пока вот так. Зато у нас денежки есть, можем себе ни в чем не отказывать. Да и бабушка под твоим присмотром.
– Да уж, навязала ты мне ее, - буркнула Нина, - я ей и нянька, и медсестра, и уборщица. Как ты раньше с ней жила?
– Ну, так же как и ты генеральную уборку раз в неделю делала, питалась жирным, зато спокойно существовала. Бабушка у тебя одна, ты постарайся с ней не конфликтовать.
– Она почти глухая, толку с ней конфликтовать, - отозвалась Нина, - у меня уже горло болит с ней разговаривать, орать приходится.
– Дочка, надо потерпеть, - умоляющим голосом произнесла Светлана Игоревна, - я не могу оставить тебя тут одну, а бабушка за тобой приглядывает, а ты за ней.
– Больше я за ней, чем она за мной, - хмуро ответила Нина.
Ее раздражало то, что приходилось жить с пожилым человеком в одной квартире, видеть, как дряхлый и почти потерявший способность делать что-то самостоятельно человек вечно что-то роняет, разбивает, громко разговаривает и хлопает дверьми, смотрит телевизор на полную громкость, чавкает за едой и пьет лекарства, от которых по квартире разливается удушливый запах.
– У тебя тут как в аптеке, - подметила как-то подруга Нины, и девушке на какой-то миг стало стыдно.
Но и это было еще не всеми проблемами, с которыми приходилось сталкиваться Нине. Софья Тимофеевна страдала артериальной гипертонией, и с завидной регулярностью ей приходилось вызывать то скорую помощь, то участкового врача. Нина устала от этого, квартира превратилась для нее в дом престарелых, и девушка никак не могла дождаться, когда же она закончит школу и переедет в другой город подальше от бабушки.
После того, как Нина сделала уроки, она прошла на кухню, где на столе стояла тарелка, накрытая другой тарелкой. Подняв ту, что лежала сверху, Нина поморщилась. На ужин ее ждала жареная картошка, которая превратилась в кашу с огромным количеством растительного масла, вытекающего по краям. Рядом лежала вазочка с нарезанным хлебом, а еще свежий огурец и отварная сосиска. Это и был тот самый ужин, на который Нину заманивала Софья Тимофеевна – сплошные канцерогены и убойная доза калорий.
Нина поковырялась вилкой в тарелке, съела огурец и половину сосиски, а картошку выбросила в мусорное ведро. Софья Тимофеевна прошаркала на кухню в тот момент, когда Нина уже мыла тарелку, с трудом отмывая от нее остатки растительного масла, толстым слоем покрывшего посуду.
– Ну как тебе? Вкусненько было? – спросила бабушка, а Нина сморщила нос, стоя к старушке спиной.
– Ба, куда ты столько масла кладешь?
– Сколько? Там капелька всего была.
– Ничего себе капелька, полбутылки вылила и рада. Это же для сердца и сосудов вредно. Я-то молодая, мне ладно, а тебе в твоем возрасте и с твоей гипертонией не очень полезно так питаться.
– А что же еще готовить, деточка? - жалостливо спросила Софья Тимофеевна. – Картошку только могу, капусточку потушить, супчик сварить или борщ.
Нина закатила глаза, вспомнив то блюдо, которое бабушка называла борщом. Это была вода с тушенкой, с пережаренными на растительном масле свеклой и капустой, а потом перед подачей на стол еще щедро залитой жирной домашней сметаной. От одной мысли об этом блюде Нине стало дурно.
– Ба, давай я сама буду готовить.
– Ты? – Софья Тимофеевна искренне удивилась. – А ты умеешь?
– В интернете полно блюд, я смогу готовить все, что угодно. Ты, главное. Деньги мне выделяй.
– Ну, хорошо, деточка, попробуй, - неуверенно ответила старушка, а на следующий день из своего кошелька выделила Нине тысячу рублей.
– Ба, ты смеешься? – Нина раздраженно схватила купюру и посмотрела на Софью Тимофеевну с возмущением. – Что на тысячу купить можно? Мне не хватит.
– Тысячи не хватит? – бабушка испуганно посмотрела на внучку. – На тысячу столько всего купить можно: и овощи, и мясо, и сыр с колбасой.
– Я не буду покупать колбасу, - отозвалась Нина, - и мясо я хочу купить хорошее, а не то, что покупаешь ты.
– Говядинка на кости, чем же плохо? – обиженно спросила бабушка Соня. – На ней такой наваристый бульон получается.
– Давай еще тысячу, ба, не жадничай, - и Нина осторожно вытащила из кошелька Софьи Тимофеевны еще одну тысячную купюру.
– Ой, как дорого выйдет, - причитала старушка, - что же ты готовить собираешься?
– Вечером узнаешь.
Нина купила в супермаркете все по списку. В меню на ужин был салат из овощей с рукколой и перепелиными яйцами, запеченная говядина под сырной шапочкой, спагетти из твердых сортов пшеницы и морковный сок. Все, как было положено для правильно и качественно питающегося человека.
– Что это, Ниночка? – бабушка рассматривала причудливо украшенные Ниной блюда.
– Говядина, бабушка. Ешь, это вкусно.
– Говядина? Нин, так у меня уже и зубов для говядины нет.
– Ни зубов, ни слуха, ни зрения. Ешь салат тогда со спагетти.
– Макароны длинные шибко, я такие не проглочу, - снова пожаловалась Софья Тимофеевна, а Нина начала еще больше раздражаться.
– Разрежь их напополам. Что же ты такая привередливая!
Софья Тимофеевна разволновалась, потому что хотела угодить внучке, но у нее не очень хорошо это получалось. Старушка то и дело роняла на пол дорогие продукты, Нина кричала на бабушку, а потом вышла из-за стола и ушла к себе в комнату, чтобы не видеть, как столь любовно приготовленные ею блюда вдруг оказались не по вкусу старухе, ничего не понимавшей в правильном питании.
Отсидевшись в комнате, Нина вернулась в кухню через минут сорок. Тарелка Софьи Тимофеевны была вымыта, а по количеству салата в салатнике было ясно, что старушка его не ела. Выходило, что бабушка Соня осталась голодной.
«Ну и что!» - злясь, думала про себя Нина. – «Так ей и надо! Будет еще нос воротить от моих блюд!»
Девушка убрала все в холодильник, вымыла посуду и ушла к себе в комнату. Утром случилось вполне ожидаемое событие – у Софьи Тимофеевны поднялось давление, и Нине пришлось вызвать скорую.
– Что же это такое! – ругалась Нина. – У меня экзамены на носу, а ты решила разболеться. И ведь не оставишь тебя дома!
– Иди в школу, деточка, - пробормотала Софья Тимофеевна, - со мной соседка Лида посидит.
– Оно ей надо! – раздраженно проговорила Нина. – У нее своих дел полно. Все, лежи, сейчас врач приедет, укол сделает, станет легче.
Нина еще долго бубнила себе под нос о том, как же она устала от старушечьих болячек, и как ей надоело жить в этом доме престарелых. Софья Тимофеевна смотрела на внучку полными слез глазами, все слышала, но не спорила с ней, потому что ни сил, ни аргументов у нее не было.
Приехавшие врачи забрали Софью Тимофеевну в больницу, а Нина, не ожидавшая такого исхода, вдруг разволновалась.
– Что с бабушкой? – спросила она у фельдшера.
– Подозрение на инфаркт. Позвоните после обеда, врач точно скажет.
Нина позвонила матери, но Светлана Игоревна, как обычно, была вне зоны доступа сети. Нина металась по дому, собирала вещи в спортивную сумку, чтобы отвезти их в больницу после обеда, а сама все время вспоминала вечер накануне: глаза бабушки, которыми она смотрела на приготовленные Ниной блюда, ее расстроенное лицо, шаркающие шаги, удалявшиеся в сторону комнаты.
После обеда Нина поехала в больницу. По пути к такси она столкнулась с соседкой, которая дружила с Софьей Тимофеевной.
– А где Сонечка? – спросила Анна Никитична.
– Бабушка в больнице, - ответила Нина, - еду к ней.
– Ой, горе-то какое! Бедная Сонечка! А что с ней?
– Не знаю еще, поеду на разговор с врачом.
Врач сказал Нине о том, что инфаркта избежать не удалось, и что Софья Тимофеевна находится в реанимации.
– А что вы хотели? Возраст уже большой, лишний вес, давление повышенное. Все это сыграло свою роль и, как результат, мы имеем то, что имеем. Прогноз неутешительный.
Нина похолодела:
– Что это значит?
– Значит, что шансов выжить у вашей бабушки немного. Опять-таки, в силу возраста и сопутствующих заболеваний.
В ту ночь Нина попросилась с ночевкой к своей подруге. Весь вечер девушка плакала и почему-то вспоминала бабушкины блины, которые Софья Тимофеевна в последние месяцы почти не пекла: они то и дело подгорали, а Нина ругалась на бабушку. А до этого девочка обожала блинчики бабушки, могла съесть по несколько десятков, то со сметаной, то с вареньем, то со сгущенкой. И ведь как радовалась тогда бабушка, видя, с каким аппетитом уплетает за обе щеки ее кулинарные шедевры любимая внучка.
Потом Нина вспомнила о том, как на прошлой неделе, когда бабушка заговорила о генеральной уборке, девушка ответила старушке категорическим отказом:
– Ты и мать допекла своей генеральной уборкой, и меня хочешь допечь? Мама только из-за этого от тебя сбежала в леса и степи, чтобы деньги зарабатывать и полы твои не мыть!
– Я ведь никогда не заставляла ее, - пыталась возразить Софья Тимофеевна, – Светочка сама…
– Сама? – почти закричала Нина. – Да ты ведь не отстанешь до последнего, пока человеку печень не проешь! Делай так, делай эдак. Ты тут не главная, чтобы командовать.
Тогда Софья Тимофеевна плакала, и Нина видела это и злилась еще больше. Нет, не на себя, а на пожилую женщину, которая делала жизнь Нины скучной и однообразной. Ну разве можно было считать себя счастливой, когда рядом живет пожилой человек, больной и вечно жалующийся на здоровье, цены и соседей?
Теперь Нине было стыдно. Она хотела попросить прощения у бабушки Сони, успеть бы сделать это. Утром она позвонила в больницу, но там ей сообщили о том, что ночью Софьи Тимофеевны не стало.
И тут Нину прорвало. Она рыдала навзрыд, кляла себя за низкие поступки и грубые слова в адрес бабушки, но было поздно что-либо изменить.
– Отмучилась Сонечка, - грустно констатировала новость бабушки соседка Лида, - такая женщина светлая была, такая отзывчивая.
– Да, и внучку под крыло взяла, когда дочь к хахалю ускакала.
Нина, услышавшая разговор соседок, сначала подумала о том, что ослышалась.
– Вообще-то мама работает, - сказала она.
– Конечно, работает, - согласно кивнула Анна Никитична, - только работу ей эту хахаль подогнал, с которым твоя мать работает и живет. А бабка тебя отвоевала, чтобы ты не знала ничего про материны похождения, да про ее разгульную жизнь.
– Мама живет одна, - пробормотала Нина, а потом почувствовала, как разболелась голова. В квартире были заперты все окна, зеркала занавешены тряпками, горели свечи и было очень трудно дышать.
Только к обеду мать позвонила. Узнав о смерти Софьи Тимофеевны, плакала в трубку и пообещала приехать первым же поездом.
– Мама, - тихо сказала Нина, - это правда, что у тебя какой-то мужчина есть?
– Приеду – поговорим, - слегка помедлив, ответила Светлана Игоревна.
– Значит, правда. Значит, бабушка мне не говорила ничего, чтобы я на тебя не обижалась.
– Приеду – поговорим.
И связь прекратилась. Нина вышла на балкон, вдохнула свежий весенний воздух и поежилась. Слезы уже перестали бесконечно бежать из глаз, но вот чувство вины не покидало. Самым неприятным было то, что попросить прощения у бабушки было уже нельзя. Сколько бы Нине хотелось сказать Софье Тимофеевне, во скольком признаться, во многом покаяться и попытаться исправить прошлые ошибки, но это уже было невозможно. Оставалось жить с этим, смириться и тихо сожалеть о нехорошем отношении к такому хорошему человеку, который был в жизни Нины. Человек был, а она не оценила.
Автор Юлия Б.