1941 год, курсант Смоленской межобластной школы милиции НКВД СССР Василий Фёдорович Салмыгин.

Представляю первую часть письменных собственноручных воспоминаний бывшего курсанта Смоленской межобластной школы милиции, военного пенсионера майора в отставке Василия Фёдоровича Салмыгина.
Этот из его писем в мой адрес и в адрес Ф.И. Тоняева. Их датировка – 31 января 2000 года, а также 27 апреля, 20 августа и 20 ноября 2001 года. Обратный адрес: 620087, город Екатеринбург, улица Олега Кошевого, 36, квартира… Я всё важное склеил по принципу литературной записи. Итак:
- На службу в органы внутренних дел я поступил в 1939 году по рекомендации Отдела кадров УНКВД по Смоленской области. Я как раз в это время возвратился из рядов Красной Армии, а точнее – со срочной службы, которую проходил в войсках НКВД СССР. В общем, проблем никаких не возникло. Первая моя должность здесь – курсант Смоленской межобластной школы милиции.
Дальше – двухлетняя учёба. Но в связи с началом войны выпуска с одновременным производством в офицеры милиции не состоялось.
С началом войны все курсанты ежедневно несли патрульную службу в городе. Патрули были парными. В них назначались даже девушки-слушательницы.
В ночное время в обязанности патрульным вменялось выявление и задержание вражеских диверсантов, которые из ракетниц производили целеуказания вражеским бомбардировщикам.
Курсантское подразделение, в которое я входил, к каким-либо фортификационным работам в Смоленске или на его окраинах не привлекалось.
4 июля 1941 года я в группе из одиннадцати курсантов был послан для несения караульной службы по охране Смоленского льнокомбината.
Расположились на втором этаже одного из производственных зданий. Там оказалось подходящее под «караулку» помещение.
В 23.35 над городом появились немецкие бомбардировщики. Их целью и стал льнокомбинат. Разрывы бомб застали нас за ужином. Тут же погас свет. В темноте бросились к выходу. Вдруг очередной взрыв и первая безвозвратная потеря – осколком был убит курсант Дудников.
Когда выбежали на улицу, то устремились в палисадник, разбитый у проходной. Я бежал последним. Приближающейся вой летящей прямо на нас бомбы заставил броситься на землю. Взрыв накрыл меня слоем земли, пыли и щебёнки. В себя пришёл от стона. Протянул руку и нащупал рядом с собой раненого в спину курсанта Панфилова.
Уже после того, как вражеские стервятники улетели, нашли ещё одного раненого товарища. Он укрывался в нише под окном здания, но осколок всё равно достал, угодив в голову. К сожалению, фамилию этого курсанта за столько лет запамятовал.
Осмотрел себя: левая пола шинели и противогаз нещадно изрешечены осколками, а на мне – ни царапины. Повезло – одним словом…
Сплошной обороны Смоленска не было. По крайней мере, я не видел никаких войск Красной Армии.
В первой половине дня 15 июля 1941 года в стены школы поступила информация, что со стороны Рославля на Смоленск двигаются немецкие танки. На южную окраину города немедленно была направлена группа курсантов из четырнадцати человек, в том числе три девушки. Я оказался в её составе. Командовал нами курсант со знаками различия старшины. Фамилию его, к сожалению, уже не помню.
Наше вооружение – у каждого винтовка, один на всех ручной пулемёт и по бутылке с зажигательной смесью.
Задача – любой ценой остановить танки.
Когда прибыли на место, обнаружили с обеих сторон Рославльского шоссе уже кем-то отрытые огневые ячейки глубиной по пояс. Их и заняли. В случае реальной схватки с танками противника эти ячейки нас бы не спасли, но это было всё же лучше, чем их отсутствие: табельного шанцевого инструмента нам, курсантам-милиционерам, иметь ведь не полагалось. А без него, скажите, как окопаешься в чистом поле?!
Помню, над городом монотонно и ничего не опасаясь кружил вражеский самолёт-разведчик и, в том числе, регулярно над нами.
Девушек мы отправили в город выяснить обстановку. Вернувшись, доложили тревожное: руководство областного УНКВД город покинуло, у стен родной для нас всех школы милиции – фашистские танки. И эти танки ворвались в Смоленск откуда-то с запада…
Смысла занимать свои позиции уже не было никакого. Старший группы приказал организованно двигаться к Днепру. Однако стояло нам только подняться из ячеек, как тут же превратились в мишени для пулемётных очередей. Стреляли нам в спину. Из пятиэтажного здания, стоявшего где-то в полукилометре левее наших позиций, на возвышенности. В общем, мы у пулемётчика оказались, как на ладони. Благо рядышком пролегала поросшая кустарником лощина. В неё-то мы дружно и нырнули, спасаясь от пуль. Однако по маршруту нашего движения через считанные минуты стали вдруг рваться артиллерийские снаряды. Огонь вражеской батареи явно корректировался с самолёта-разведчика. Пришлось пуститься стремглав, чтобы преодолеть опасную зону. Повезло не всем: получил лёгкое осколочное ранение руки курсант Львов.
Перед сумерками вышли к железнодорожному мосту через Днепр, который находится на ветке Рославль – Смоленск. На мосту нас остановил часовой. После недолгой проверки документов он нас пропустил на спасительный правый берег.
Уже в темноте вышли к какой-то дороге, где сделали привал. В ходе него приняли решение держать путь в Вязьму…
До Вязьмы добираться выпало с немалыми трудностями. По дорогам двигались лишь ночами. Днём же – лесными тропинками. Это было единственным средством не угодить вдруг под массированные вражеские бомбёжки.
На третьи сутки пути вышли к Соловьёвой переправе. Ни моста, ни паромов не было. Из воды кое-где только торчали обломки свай. Машин в результате здесь скопилась тьма-тьмущая.
Едва стемнело, противник принялся сбрасывать на наши головы осветительные ракеты. Они опускались медленно на парашютиках. Это только усиливало всеобщую нервозность.
Где-то в полночь отыскали старшего на переправе – подполковника Красной Армии. Спрашиваем, как и где можно переправится, а он – а у меня-де приказ переправу оборонять: вот-вот немцы нападут. А потом: «Вы, смотрю, из НКВД. Такая форма лучше окрика отрезвляет и мобилизует. Прошу помочь мне в организации обороны». В общем, мы ответили согласием. Всю ночь организовывали шоферов на случай, если придётся отбиваться от гитлеровцев. Со своей задачей в целом справились. Однако утром пришла беда, от которой средств ни у кого из нас не было: внезапно появившиеся семь вражеских бомбардировщик превратили запрудье из автомашин в огненное месиво. От объятых племенем машин взрывались соседние. Кругом творился кромешный ад.
Ещё ночью девушек и одного парня мы отправили на поиски лодки. Они вернулись вскоре после бомбёжки. Порадовали: есть лодка!
Оказавшись на левом берегу Днепра, решили уйти подальше от столбовой дороги, чтобы вновь не угодить под бомбы. Однако уже вскоре уткнулись в большое болото. Жители местной деревеньки показывали рукой в сторону: дескать, лучше вам будет идти вкруголя. Но это «вкруголя», как выяснилось, расстоянием в 35 км. Подумали-подумали и пошли напролом. Где по воде (а она доходила до пояса), где перепрыгивая с кочки на кочку. Девушки утопили в болотном иле обувь. Поэтому в особо опасных местах приходилось их переносить на себе. А мы, парни, до кровавых мозолей потёрли ноги.
Сколько километров непроходимых топей преодолели – судить не берусь. А вот по времени на это ушло что-то около шести часов. Но на противоположном краю болота нас ждал нежданный и негаданный подарок: в грязи безнадёжно буксовал военно-санитарный автомобиль. Дружно налегли и в мгновение ока вызволили военных медиков из несчастья. За это они обработали наши раны, а девушкам под онучи отыскали какое-то сукно.
Солнце ещё стояло высоко и здравый смысл повелевал дождаться ночи и лишь затем продолжить путь. Но всё решили наши урчащие от голода желудки – пошли прямиком по открытой местности, ибо другой дороги не было. Нам повезло – добрались до Вязьмы без злоключений, а ведь рисковали жизнями…
В Вязьме Смоленская межобластная школа милиции собралась из таких вот мелких групп, как наша. Несколько дней нам дали отдохнуть и привести себя в порядок. А затем было распределение, но при этом первичных званий среднего начсостава никому не присвоили. Мы, теперь уже бывшие курсанты, по-прежнему оставались «нижними чинами»…
Меня распределили в отделение милиции Медынского района. Теперь это в современной Калужской области. Принял здесь должность участкового. За мной было закреплено четыре населённых пункта. Их объезжал на «табельной» верховой лошади. Но служить здесь мне выпало считанные недели…
Врезалась в память панорама жестоко пострадавшей от вражеских бомбёжек Медыни: кругом только закопчённые печные трубы. Одноэтажный деревянный город выгорел дотла. Уцелело от огня только единственное кирпичное здание – Дома Советов. Но вскоре и его не пощадили бомбы…
По ночам прочёсывали леса, вылавливая фашистских диверсантов. В ходе одной из таких чекистско-милицейских операций сильно простудился. И немудрено: на дворе уже ведь стояло сырая холодная осень. Чтобы обогреть, меня вечером обессиленного привезли в какую-то деревню, ибо в Медыни, как я о том писал выше, искать приюта было бы бессмысленно. Деревня, если мне не изменяет память, называлась Кременск или что-то созвучное тому.
К утру, благодаря заботливому уходу хозяев, более-менее оклемался от недуга. А в полдень в той самой деревеньки в полном составе объявилось все районное начальство. Стоят, нервно курят, обсуждая что-то. Я присоединился. Новость услышал не из радостных: на пятки наступают прорвавшие наш фронт немцы.
Из справочной литературы известно, что Медынь под ударами вермахта пала 11 октября 1941 года. Значит, это и было в полдень 11 октября сорок первого…
Пока спорили да решили, как лучше поступить в создавшейся ситуации, а немцы уже тут как тут. Мы, завидев их колонну, едва успели убежать на ту сторону деревни, которая была отделена от остальной части оврагом с ручьём на дне. Немцы было хотели пуститься преследовать, но мы, совершая короткие перебежки в направлении оврага, сымитировали свою готовность к контратаке и это тут же охладило пыл противника.
Видимо, у гитлеровцев не было биноклей, а то наверняка разглядели бы, что им противостоит всего-то на всего горстка человек в пятнадцать одетых в полувоенно мужиков при трёх винтовках…
С первыми сумерками мы ушли на восток. Под утро достигли какого-то села. Сужу об этом по церкви. От усталости валились с ног. Требовалось поспать хотя бы пару часов. Легли в каменном доме, ранее, похоже, принадлежавшим местному православному батюшке: дом тот стоял впритык к храму.
Позаботились об охране – выставили посты. Однако охрана, как, видимо, и часовые из киноленты «Чапаев», врага прозевали. Сигнал тревоги подала хозяйка хаты, готовившая нам завтрак. Да было уже поздно: вскочили, а немцы вовсю уже ведут стрельбу по окнам нашего дома.
Выскочили на улицу через парадную дверь. Она была защищена от пуль углом дома. Убегали по дороге, которая вела в подмосковный город Верея. Поскольку я ещё не оправился от болезни, то быстро отстал от своих более резвых товарищей. Остался один на холоде, в незнакомой местности. Благо при мне была винтовка и это придавало некоторую уверенность в собственных силах.
Бредя на восток, повстречал советский разведывательный броневичок. Его командир, узнав от меня об утреннем злоключении, заверил в ответ: «Мы им [то есть немцам] сейчас как следует всыпем». После чего броневик укатил в направлении того самого села. Иду дальше и внезапно оказываюсь в эпицентре огневой дуэли, разгоревшейся между нашими войсками и фашистами. Но кто оттуда стреляет не видно. Только пули густо свистят над головой. Едва выбрался из-под огня – берег широкой реки. Надо искать мост, чтобы переправиться. Пошёл вдоль берега. Вдруг на встречу немецкий мотоцикл с коляской. Оказалось разведка из трёх человек. Камнем падаю на землю, передёргивая при этом затвор винтовки: всё – готов принять свой последний смертный бой. Однако гитлеровцы, слава Богу, остановились, не доехав до меня пару десятков метров. Это позволило мне незамеченным шмыгнуть ужом в прибрежные кусты…
К ночи был в Вереи. Здесь повстречал начальника Медынской милиции. При нём находился ещё один наш товарищ-милиционер. Они оба были в той группе, которая ночевала в прицерковном доме. От них узнал, что почти вся наша группа тем же утром полегла в неравном бою. Мне, выходит, повезло, что невольно тогда отстал. «Вновь нарвались на германца. Многие из наших были убиты на месте. Остальные залегли в чистом поле. Я, расстреляв все патроны в нагане, уполз из-под огня по-пластунски, скинув по дороге верхнюю одежду, чтобы не мешала», – закончил своё печальное повествование мой милицейский начальник.
Утром все втроём ушли на Москву…
Странно, но в центральном аппарате союзного НКВД СССР, куда я прибыл после всех своих мытарств, мне отказали в новом назначении: не офицер ведь! Выдали лишь новый документ, удостоверяющий личность, да справку, подтверждающую факт моей двухлетней службы в органах внутренних дел. Отсюда прямиком в ближайший военкомат. Прошусь на фронт, но получаю отказ: нет московской прописки! Без неё, мол, имеют права призвать…
После некоторых скитаний по углам нашёл работу. Вскоре уже был поставлен и на воинский учёт. Военком включил меня в команду, которая предназначалась для направления на учёбу в военное училище. Но накануне назначенной даты прибытия меня вновь свалила простуда. Других разнарядок на учёбу в военкомате не было и меня по выздоровлению прямиком к месту формирования новой стрелковой дивизии.
Боевое крещение принял на Северо-Западном фронте. А жизнь там была весёлой: кто-то кого быстрей на мушку возьмёт – ты фрица или фриц – тебя... Мне опять повезло – находился в пекле, а ни царапинки…
В конце октября 1942 года из действующей армии был направлен в военное училище. По выпуску – офицер воздушно-десантных войск. В составе ВДВ командовал взводом и ротой. Службу закончил в 1956 году в должности начальника штаба десантного батальона и в воинском звании гвардии капитана.
Уволен в запас был в связи с пресловутым хрущёвским сокращением Вооружённых Сил.
Являюсь кавалером орденов Отечественной войны 1-й степени и Красной Звезды, а также многочисленных медалей, включая и медаль «За боевые заслуги»…
После войны я имел переписку только с одним из своих боевых товарищей по Смоленской межобластной школе милиции – близким другом-тёзкой Василием Лёгким. Он родом с Украины. После распределения в Вязьме попал в транспортную милицию и в ней – всю войны и долгие десятилетия ещё после. Дослужился здесь до звания майора милиции. Умер уже больше десяти лет назад [по состоянию на январь 2001 года].
Смоленск приезжал в последний раз в начале 1990-х. Был принят замполитом областного УВД. Посетил милицейский музей. Погулял по городу. Вспомнил молодость…
Литературная обработка Юрия РЖЕВЦЕВА.

1941 год, курсант Смоленской межобластной школы милиции НКВД СССР Василий Фёдорович Салмыгин. - 918278029361

Комментарии

Комментариев нет.