Еще несколько часов назад в центре Берлина шли ожесточенные бои.

А сегодня днём начальник обороны Берлина генерал от артиллерии Вейдлинг приказал немецким войскам прекратить сопротивление и сложить оружие. Грохот боя, длившегося в Берлине десять дней, прекратился.
Этот день запомнит покорённый Берлин. Как только наступающие войска Красной Армии и артиллерийские батареи прекратили по условиям капитуляции стрельбу, центральные берлинские улицы заполнились вражескими батальонами, направлявшимися в указанные советским командованием места для сдачи оружия. Немецкие солдаты и офицеры вылезали из подземелий, подвалов и бункеров, из станций метро и, подняв белые флаги, молча шли по городу под конвоем наших автоматчиков.
Мы въехали в центр Берлина со стороны Франкфуртерштрассе как раз в тот момент, когда колонны капитулировавших немцев складывали невдалеке от ратуши оружие.
Немцы были небриты, заросли серой щетиной, у иных почти совсем не было видно лица, сверкали лишь белки глаз и зубы. На лицах нельзя прочесть ни одной мысли, кроме тупого, животного страха и злобы, которая передергивала мускулы. Находились, правда, и такие, которые напускали мину равнодушия и даже веселости. Некоторые солдаты неподдельно радовались окончанию боев, другие низко кланялись при встрече с советскими офицерами. Общее же настроение шагающих в колоннах немцев подавленное: они оглушены советской артиллерией и ударами авиации и никак не могут притти в себя.
Зато как бодро выглядят красноармейцы и офицеры, которым поручено принимать от немцев оружие или сопровождать колонны пленных! Глядя на советских воинов, трудно поверить, что это они вели в этом городе тяжелые многодневные бои. Большинство из них успело побриться, почистить шинели, пришить подворотнички, начистить сапоги и ботинки. Лица цветут улыбками. Но каждый держит себя деловито.
Мы разговорились со старшиной Иваном Терехиным. Он — бывалый солдат, сражался под Сталинградом. Сталинград и Берлин — две исторические вехи. Иван Терехин говорит:
— Ну, вот и на нашей улице праздник. Шутка ли, дойти до Берлина! Но мы дошли. Наш командир части — гвардии майор Демьян Сергеевич Кузов, тверяк, земляком приходится самому Михаилу Ивановичу Калинину, геройский человек. Под его командой мы пришли в Берлин.
Иван Терехин тщательно осматривает получаемые из рук немцев винтовки и карабины, читает надписи на прикладах и порой вскрикивает:
— Этот сукин сын был под Старой Руссой. Этот под Ленинградом, под Калугой. А этого, — Терехин указывает на рыжего, длинного, покрытого лишаями ефрейтора, — чорт занес даже под Сталинград.
Колонны немцев идут одна за другой. Штабеля винтовок, автоматов, пулемётов растут с каждым часом. На площади образуется нечто подобное арсеналу. Сдав оружие, немцы, предводительствуемые своими офицерами, отправляются из центра города на окраины, где находятся сборные пункты.
Шествующие по Берлину колонны пленных немцев растянулись на несколько километров. Солдаты и офицеры хмуро взирали на развалины своей столицы. Надо сказать, что авиация союзников немало потрудилась над Берлином. Большая часть города, особенно центр его — район ратуши, правительственных учреждений, Тиргартен, разрушена, превращена в руины. То же можно видеть и в промышленных районах города.
Мы всматриваемся в марширующих по разбитым улицам немцев. Вот идет седой полковник. Двое солдат ведут под руки раненого майора. Рядом с ними шагают капитаны, обер-лейтенанты, лейтенанты. За ними плетутся солдаты, полицейские, эсэсовцы, уже успевшие содрать со своих мундиров фашистские знаки и эмблемы. Охранники, фольксштурмовцы, среди которых много бородачей, убеленных сединами стариков в пенсне и очках и 15-летних — 16-летних желторотых юнцов. Так на каждой улице, без конца.
Мы спрашиваем капитана Генриха Шульца: на что надеялись немцы, продолжая сопротивляться?
— Надеяться нам было не на что, — бормочет он. — Но нам было приказано держаться. За спиной у нас стояли эсэсовцы, они стреляли нам в спину.
— Разве могли мы выстоять против вашей артиллерии и авиации? — говорит лейтенант Отто Брунк. — Ваши пушки и самолеты не давали нам житья и под землей.
Пробиваясь меж колонн немцев, мы об’ехали десятки центральных улиц Берлина. Побывали на нескольких пунктах, где капитулировавшие немецкие части складывали оружие, и всюду видели одно и то же. Центр Берлина в этот день представлял сплошной лагерь капитулировавших, сложивших оружие, прекративших сопротивление немецких войск. В белый наряд одевались дом за домом, улица за улицей. Весь город был в белых приспущенных флагах. А над рейхстагом развевалось на ветру гордое, овеянное славой пурпурное знамя нашей победы.
Я.Макаренко. Берлин, 2 мая. (По телеграфу).
«Правда», 3 мая 1945 г.