19 фев 2023
Стихи Сергея Юрского
На всех не хватит никогда
Ни славы, ни благополучья,
Но каждый все же в дар получит
Свои прошедшие года
Сергей Юрский
Всё начнётся потом
Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве…
ну в юности… самую малость…
Может, были минуты… часы… ну, недели…
Настоящее будет потом!
А на деле
На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.
Нам она не дороже,
чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.
А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел.
Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье…
Ну, потерпим, потрудимся,
близко уже…
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь… и тогда уж начнётся.
Сергей Юрский
1977
***
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу,
Всё заново, всё надо заново.
Тема исчерпана, я ухожу,
И ничего в этом странного
Нет.
Забыть про заслуги,
Оставить потуги,
Попытки усилием лёгкость вернуть.
Велением Бога
Другая тревога,
Неясный, но избранный путь.
Что было, то было – черта перелома.
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Всё вижу, всё помню, ах, как всё знакомо,
И всё-таки я ухожу.
Пытаюсь душою постигнуть былое –
Теперь это можно – оно за чертой.
Наташа со мною, а всё остальное
Уже не со мной.
Предчувствую тяжесть несозданных храмов,
Страшусь обновленья – и всё же – спешу
Оставить ушедшее. Милая мама…
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Теперь надо вслушаться в новые зовы,
И вскроется заново то, что знакомо,
Меняю покровы, меняю основы.
Восьмое июля – черта перелома.
/Восьмого июля 1971 года в Ленинграде умерла мама Сергея Юрского, в тот же день, что и его отец, только через 14 лет/.
***
Восемь строк
Песенка
Как, изменяя, мы требуем верности,
Как, извиняя, страдаем от ревности,
Как из уюта стремимся в дорогу,
Как, уходя, забываем о многом, -
Так, изменяя, с нас требуют верности,
Так, извиняя, страдают от ревности,
Так из уюта стремятся в дорогу,
Так, уходя, забывают о многом.
/1962 год/
* * *Удивительное, невесомое, лиричное стихотворение, посвященное Наталье Теняковой, жене.
Всё начнётся потом,
когда кончится это
бесконечное душное, жаркое лето.
Мы надеемся, ждём, мы мечтаем о том,
чтоб скорее пришло
то, что будет потом.
Нет, пока настоящее не начиналось.
Может, в детстве…
ну в юности… самую малость…
Может, были минуты… часы… ну, недели…
Настоящее будет потом!
А на деле
На сегодня, назавтра и на год вперёд
столько необходимо-ненужных забот,
столько мелкой работы, которая тоже
никому не нужна.
Нам она не дороже,
чем сиденье за чуждым и скучным столом,
чем свеченье чужих городов под крылом.
Не по мерке пространство и время кроя,
самолёт нас уносит в чужие края.
А когда мы вернёмся домой, неужели
не заметим, что близкие все почужели?
Я и сам почужел.
Мне ведь даже неважно,
что шагаю в костюме неважно отглаженном,
что ботинки не чищены, смято лицо,
и все встречные будто покрыты пыльцой.
Это не земляки, а прохожие люди,
это всё к настоящему только прелюдия.
Настоящее будет потом. Вот пройдёт
этот суетный мелочный маятный год,
и мы выйдем на волю из мучившей клети.
Вот окончится только тысячелетье…
Ну, потерпим, потрудимся,
близко уже…
В нашей несуществующей сонной душе
всё застывшее всхлипнет и с криком проснётся.
Вот окончится жизнь… и тогда уж начнётся.
Сергей Юрский
1977
***
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу,
Всё заново, всё надо заново.
Тема исчерпана, я ухожу,
И ничего в этом странного
Нет.
Забыть про заслуги,
Оставить потуги,
Попытки усилием лёгкость вернуть.
Велением Бога
Другая тревога,
Неясный, но избранный путь.
Что было, то было – черта перелома.
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Всё вижу, всё помню, ах, как всё знакомо,
И всё-таки я ухожу.
Пытаюсь душою постигнуть былое –
Теперь это можно – оно за чертой.
Наташа со мною, а всё остальное
Уже не со мной.
Предчувствую тяжесть несозданных храмов,
Страшусь обновленья – и всё же – спешу
Оставить ушедшее. Милая мама…
Прощаюсь, прощаю, прощенья прошу.
Теперь надо вслушаться в новые зовы,
И вскроется заново то, что знакомо,
Меняю покровы, меняю основы.
Восьмое июля – черта перелома.
/Восьмого июля 1971 года в Ленинграде умерла мама Сергея Юрского, в тот же день, что и его отец, только через 14 лет/.
***
Восемь строк
Песенка
Как, изменяя, мы требуем верности,
Как, извиняя, страдаем от ревности,
Как из уюта стремимся в дорогу,
Как, уходя, забываем о многом, -
Так, изменяя, с нас требуют верности,
Так, извиняя, страдают от ревности,
Так из уюта стремятся в дорогу,
Так, уходя, забывают о многом.
/1962 год/
* * *Удивительное, невесомое, лиричное стихотворение, посвященное Наталье Теняковой, жене.
Н.Т.
И дольше века длится день,
И не кончается объятье.
Б. Пастернак
И вправду кажется
И вправду кажется, что дольше века
наш длится день. Подумать, как давно
я вышел после нашей первой ночи
в асфальтовое море на Светлане,
я обернулся, голову задрал, увидел –
ты явилась на балконе
в рубашке белой длинной. Странный танец
исполнила ты там, на высоте:
летали руки, быстрые пробежки
на маленьком бетонном пятачке
казались лёгким радостным круженьем,
а голова была закинута – вот так
прощалась ты со мной и с этой ночью.
Аккомпанировала танцу тишина,
гуленье голубей
и первого автобуса урчанье.
Тогда сказал я сам себе, что не забуду,
что бы ни случилось,
я этот танец, полный доброты,
прощанья, и прощенья, и призыва.
Вот век прошёл (да, кажется, что век!),
мы многое с тобой перешагнули,
немало создали,
так много потеряли
и сами начали теряться в этом мире.
Я забываю имена и адреса,
и лица, и сюжеты прежних пьес,
по многу сотен раз мной сыгранных,
я забываю даже,
зачем я начал этот путь,
чего желал, чем клялся, с кем дружил
забыл, забыл…
но на суде,
на Страшном, на последнем,
когда мне скажут – ну, а что ты можешь
сказать в свою защиту? – я отвечу:
Я, знаете ли, многим грешен, но…
(вам это, может быть, неважно, непонятно…)
я, знаете ли, я не позабыл
и никогда не забывал, как та,
что стала в будущем моей женой,
и родила мне дочь, и прожила со мной
всю грусть и прелесть этой быстрой жизни,
так вот – я не забыл, как ранним утром
она в пустынном городе – лишь мне – рукой махала
и танцевала радость на балконе.
Сергей Юрьевич Юрский
Пенсионерская застольная
Болея глаукомой,
смотрел программу «Вести».
Зашел ко мне знакомый —
Иван Иваныч Двести.
Фамилия говенная,
и человек — говно.
Пальто на нем зеленое.
Знакомы мы давно.
Мы дружим гаражами.
Имеем общий вход.
Он днем всегда в пижаме,
а я наоборот.
Мы вырастали вместе,
из тихих огальцов.
Иван Иваныч Двести,
и я — Максим Вальцов.
Он внук аристократа.
А я не знал своих.
Воспалена простата
у нас, у обоИх.
Нас лечит доктор Гришин
В больнице номер шесть.
Он говорит, что вишен
Побольше надо есть.
Есть в генах на наследство
То насморк, то понос.
Он объяснил, что с детства
в нас А-витаминоз.
Здоров, или болею —
В окошке — ТЭЦ труба.
Под знаком водолея
сложилася судьба.
Встаю я ранней ранью,
Как темь начнет сереть.
Плывут воспоминанья,
ко мне, в густую седь.
О Толе вспомнить, что-ли.
Сосульки в мокром марте.
Мы с ним сидели в школе
Пять лет на задней парте.
Уехал Толя в Таллин.
Потом, на этом месте,
Как только умер Сталин,
Явился Ваня Двести.
Ваня помнил свято:
не та у них порода.
Отец в тридцать девятом
Стал враг всего народа.
Шла жизнь у них неровно,
Рассказывать не стану.
Иван с Кирой Петровной
ПрибЫли с Казахстана.
Нас жизнью разбросало.
Кто ровный, кто горбат.
Он ел на флоте сало,
А я попал в стройбат.
Ну вырвусь, в гроб хоть лягу!
Пошел крутой помол.
Иваныч был стиляга,
А я был комсомол.
Но время мчится быстро.
Настал другой момент:
Иваныч стал гэбистом,
А я стал диссидент.
Всю жизнь друг друга ловим,
И клеим преступленья.
Ну все, на этом слове
Окончу я вступленье.
Мы с ним женились оба
На женщинах-врачах.
Любовь была до гроба,
Но после пыл зачах.
Надежда — педиатр
Была моей женой.
Ходила в кинотеатр
На каждый выходной.
Искусством просвещалась,
Но был один нюанс.
Под утро возвращалась —
Такой длинны сеанс.
Тот смех у ней, как бисер.
Кудряшки, как руно.
Мы с нею развелися
Зза этого кино.
Марина — лаборантка
по сахару крови.
Вставала спозаранка,
Трудилась до зари.
Прям зависть к этой паре!
Какой судачий спрос.
То суп Ивану варит,
То включит пылесос.
Могу сказать без лести,
Тут фальши не ищи.
Марина Львовна Двести
Отлично варит щи!
Но то ль кто сглазил, то ли
Иваныч ослабел…
Сменились все пароли,
Пошел пустой пробел.
И быстро стало поздно.
Явился в те поры
Юсуп Абрамыч Гозман,
Еврей из бухары.
Ласкал ее, чтоль, или,
Ценил ее красу.
Марина в ИзраИле,
Юсупу варит суп.
Иван Иваныч Двести
На двести тысяч вёрст,
ему хоть в душу влезьте,
Теперь один, как пёрст.
А мы с ним снова вместе.
Вдвоем, в конце концов.
Иван Иваныч Двести,
и я — Максим Вальцов.
Идет вперед реформа.
Кто вверх, а кто взашей.
Но денег для прокорма
Все более меньшей.
Ругаемся за чаем.
Что хорошо, что плохо.
Без водки замечаем,
Что новая эпоха.
Гайдар, конечно, ловок.
Он маг и чародей.
В продаже сто головок,
и нет очередей.
Но нету и монеты.
А та что есть, не в счет.
Ничё, короче, нету.
Чего сказать еще.
Как голубь на карнизе,
Обиженный судьбой.
Спасибо, телевизер,
Питает на убой.
Он нам дает задаром
Попасть в верховный рай.
То Ельцин, то Сатаров
То Вольфыч, то Шахрай.
Но нынче, хоть и будет
В моем бюджете узко —
Сырок лежит на блюде,
И рыбная закуска.
И перец крупной сыпью
На белый лук ложится.
Сейчас немного выпьем,
под холодец с горчицей.
Пусть завтра на кровати
Мне стиснет боль затылок.
Надолго счастья хватит
От этих двух бутылок.
Мы съели банку лечо,
Добавили по двести.
Спасибо вам за вечер,
Иван Иваныч Двести.
Кому, чего оставить,
То... Сложно даже мне представить...
Чего бы мне хотелось взять...
Про славу,... Точно не нужна...
Благополучия... Хотелось...
И, на себя возьму я смелость,
Добавить бы ещё... Добра!
Ни золота, ни серебра,Добра, того, что согревает...
Его так часто не хватает...
Обыкновенного добра...
Поправит кто-то "Доброты!"..
А это уж совсем не важно.
Почувствует из нас пусть каждый,
Тепло от чьей-то доброты...
О танце прощания и прощения на балконе очень трогательно.
Браво!