НОЧЬ НА ТРИДЦАТОЕ МАРТА В ночь на тридцатый марта день я шла в пустых полях, при ветреной погоде. Свой дальний звук к себе звала душа, луну раздобывая в небосводе. В ночь полнолунья не было луны. Но где все мы и что случилось с нами в ночи, не обитаемой людьми, домишками, окошками, огнями? Зиянья неба, сумрачно обняв друг друга, ту являли безымянность, которая при людях и огнях условно мирозданьем называлась. Сквозило. Это ль спугивало звук? Четыре воли в поле, как известно. И жаворонки всплакивали вдруг в прозрачном сне - так нежно, так прелестно. Пошла назад, в ту сторону, в какой в кулисах тьмы событье созревало. Я занавес, повисший над Окой, в сокрытии луны подозревала. И, маленький, меня окликнул звук - живого неба воля и взаимность. И прыгнула, как из веков разлук, луна из туч и на меня воззрилась. Внизу, вдали, под полною луной алел огонь бесхитростного счастья: приманка лампы, возожженной мной, чтоб веселее было возвращаться.
Белла Ахмадулина
НОЧЬ НА ТРИДЦАТОЕ МАРТА
В ночь на тридцатый марта день я шла
в пустых полях, при ветреной погоде.
Свой дальний звук к себе звала душа,
луну раздобывая в небосводе.
В ночь полнолунья не было луны.
Но где все мы и что случилось с нами
в ночи, не обитаемой людьми,
домишками, окошками, огнями?
Зиянья неба, сумрачно обняв
друг друга, ту являли безымянность,
которая при людях и огнях
условно мирозданьем называлась.
Сквозило. Это ль спугивало звук?
Четыре воли в поле, как известно.
И жаворонки всплакивали вдруг
в прозрачном сне - так нежно,
так прелестно.
Пошла назад, в ту сторону, в какой
в кулисах тьмы событье созревало.
Я занавес, повисший над Окой,
в сокрытии луны подозревала.
И, маленький, меня окликнул звук -
живого неба воля и взаимность.
И прыгнула, как из веков разлук,
луна из туч и на меня воззрилась.
Внизу, вдали, под полною луной
алел огонь бесхитростного счастья:
приманка лампы, возожженной мной,
чтоб веселее было возвращаться.