Известный грузинский тележурналист Тенгиз СУЛХАНИШВИЛИ, ныне проживающий в США, пишет книгу воспоминаний. Сулхан, так звали его друзья и сокурсники, прославился еще в студенческие годы, во время визита в Грузию генерального секретаря ЦК КПСС. Вернее, прославился последствиями этого визита.
ЗА СВОЮ СТАТЬ И КРАСОТУ ОН БЫЛ НАЗНАЧЕН В ПАРЕ С ХОРОШЕНЬКОЙ ДЕВОЧКОЙ приветствовать "дорогого Леонида Ильича" от имени студентов университета. Еще не впавший в маразм генсек, оценив, с какой элегантностью и непосредственностью красавец-грузин вручил ему букет, пожелал сфотографироваться с ним на память. С какими только комментариями и в каких только компаниях не демонстрировал Сулхан исторический снимок! А потом фотка сослужила ему по-настоящему хорошую службу. Будучи на практике в Москве, Тенгиз и его товарищи хорошо погуляли в ресторане, где, в частности, ему пришлось утихомиривать подгулявшую и пристававшую к "грузинцам" компанию. Кончилось тем, что компанию эту почти в полном составе увезли машины "скорой помощи", а Тенгиза, проводившего мирные переговоры с дирекцией об оплате поломанной мебели и посуды, увезла милиция. Легко представить лица недоспавших ментов, когда из паспорта невозмутимо державшегося Сулхана выпал "тот самый снимок". Тенгиз прервал затянувшуюся немую сцену, пояснив, что он снят с двоюродным дядей. Уловив у персонажей фотографии сходство в густых бровях, потрясенные стражи порядка с почетом доставили студента по месту жительства и пожелали ему хорошо выспаться.
Тенгиз Сулханишвили, много лет работая специальным корреспондентом программы "Время" по Грузии, всегда находился в эпицентре событий, встречался с самыми знаменитыми людьми страны. Эрудированный, острый на язык, но при этом неизменно вежливый и корректный, он легко устанавливал контакты с людьми. Сегодня мы предлагаем отрывок из его воспоминаний, присланный на днях в редакцию газеты "Вечерний Тбилиси".
В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ, СТРАНЕ ЖЕСТКОЙ ЦЕНЗУРЫ И ГОСУДАРСТВЕННОГО ПУРИТАНИЗМА, страшнее официоза свирепствовала нелегалка - подпольная критика. Отмеченная высокой печатью коммунально-дворянского происхождения, она безраздельно владела средой нашего обитания - городами, улицами, дворами, подъездами, кухнями, квартирами. Не уступая по массовости всем видам спорта, вместе взятым. Перемалывались и перемалывались косточки и кости известных политических деятелей и местных знаменитостей, пропесочивались глобальные проблемы и мелкие интрижки, вытряхивалось соседское белье, и разгребались кучи семейного мусора. Поэтому у многих злопыхателей плавились беспризорно оставленные чайники, замыкало рефлекторы, воспламенялись утюги. В курортный сезон на пляже у нашего люда лучше всего загорал язык, так как рот не закрывался с раннего утра и до позднего вечера. Большинство обсуждаемых тем подсказывала сама жизнь. Социалистическая действительность наперекор теории преломлялась и извивалась, как в кривом зеркале, порождая миллионы колючих анекдотов и замешанных на абсурде историй. Особенно доставалось насаждаемому сверху тезису дружбы народов, сообща строивших для всего человечества светлое будущее.
Когда все рухнуло и каждый в обнимку со своим баулом повис на ступеньках последнего вагона неизвестно куда мчавшегося поезда, многие вдруг вспомнили, что мы совсем неплохо жили под одной крышей. Пускай не очень уютно и обустроенно, но зато могли мирно сосуществовать в нами же придуманном ирреальном пространстве. С особой горечью наблюдаю за тем, как оглушенные свалившейся на голову свободой стали отдаляться друг от друга два брата-соседа, Армения и Грузия - единственный оплот христианства на стыке Востока и Запада, - столетиями вместе выбиравшиеся из бед и зажимавшие смертельные раны спасительными жгутами родственных отношений. Климатически более благодатная земля грузин - Сакартвело - всегда пользовалась симпатиями айастанцев. И они с радушного позволения хозяев расселялись здесь и там, не только впитывая в себя обряды и обычаи аборигенов, но и окрашивая их своим колоритом и особенностями. Армяне-переселенцы бережно и тактично обращались с новой для них культурой. А многие грузины, как бы идя им навстречу, старались говорить по-армянски. В грузинских школах, расположенных в местах компактного проживания армян, их язык преподавался как второй обязательный после родного.
МОЙ ОТЕЦ, ВЫРОСШИЙ В САМОМ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОМ РАЙОНЕ ТБИЛИСИ, ИСАНИ, знал армянский язык в совершенстве. А два его закадычных друга Гриша Татулов и Миша Базиев прекрасно ладили с грузинским. Простолюдинам всегда подавали пример лидеры наций. Стало хрестоматийным письмо выдающегося поэта Акакия Церетели армянским литераторам, которое все знали назубок:
Ты армянин, а я грузин.
И оба братья мы родные.
И край родной у нас один -
Кавказа выси ледяные!
Совершенным особняком стоят в истории обоих народов гении, рожденные армянскими родителями и выросшие в Грузии. Достаточно назвать Сергея Параджанова, Арама Хачатуряна, Виктора Амбарцумяна, Микаэла Таривердиева, Никиту Симоняна, Тиграна Петросяна. Это пригоршни студеной севанской воды, выплеснутой в теплые волны Черного моря и ушедшие оттуда в Мировой океан китами современной цивилизации. Хочу рассказать об одном из них, хотя неразлучных друзей, родившихся в Грузии, было трое, с каждым из которых мне посчастливилось общаться лично. Звали их Арам, Николай и Виктор. Жили недалеко друг от друга, ходили в разные школы, бегали на свидания, совершали набеги на чужие сады. Встретились зрелыми мужчинами и уже не расставались никогда. Собираясь за праздничным столом, в шутку пересчитывали свои награды, А ведь только золотых звезд Героев Социалистического Труда было четыре на троих. Их знала не только Грузия, но и весь огромный Советский Союз - президента Академии наук Грузии Николая Ивановича Мусхелишвили, президента Академии наук Армении Виктора Амазасповича Амбарцумяна и великого маэстро Арама Ильича Хачатуряна.
С композитором я впервые встретился в Тбилиси, в красивом доме на Инженерной улице, окнами выходившем на набережную Куры. В нем жил художник от Бога Солико Багратович Вирсаладзе, оформлявший все выдающиеся спектакли Большого театра, в том числе балет "Спартак", за что вместе с авторами и исполнителями был удостоен Ленинской премии. Наблюдая за неторопливой беседой двух гениев, я с упоением вслушивался в их певуче-гортанную речь, характерную только для настоящих горожан-тбилисцев, одинаково хорошо владеющих русским, грузинским и армянским языками. Позже несколько раз бывал в квартире Хачатуряна в Москве на улице Огарева и подмосковной даче. Выпучив глаза и пристроив ладони на брюшко, Арам Ильич вспоминал веселые истории про своих друзей, всегда предупреждая, что и сам присутствовал при этом.
- ПРИШЛИ КАК-ТО НИКУША И ВИКТОР НА МОЙ КОНЦЕРТ В БОЛЬШОЙ ТЕАТР С ЖЕНАМИ. И в антракте потеряли их в толпе. Долговязый математик-грузин разглядывал местность сверху, а юркий физик-армянин обшаривал углы. Отчаявшись, прибежали ко мне в гримерную. Надо, просят, объявить розыск по внутреннему радио. А я их успокаиваю. Говорю: "Пока у вас такая зарплата, никуда они не денутся. Сами, наверное, в панике по лестницам носятся".
И смеется беззвучно, с хитрецой.
- А еще пригласили меня на юбилейную сессию в Академию наук СССР. Буфеты по таким случаям устраивались щедрые, хлебосольные. А Николай Иванович удрал из президиума, устроился в уголочке и подливает себе в рюмку "Наполеон", за этим его и застукал Амбарцумян. Спрашивает: "Французским коньячком балуемся, Николай Иванович?"
- Люблю все самое лучшее, - ответил кахетинец, тонкий ценитель напитков.
- Между прочим, - подзадоривает Виктор Амазаспович, - общеизвестно, что после французского на втором месте армянский коньяк.
- Правильно, - кивает головой Мусхелишвили.
А где же ваш хваленый грузинский? - продолжает нажимать Амбарцумян.
- Между ними, дорогой, между ними, - отвечает наш очкарик и ловко пропускает еще один шкалик.
Переждав, пока я отхохочусь, Хачатурян вдруг внимательно начинает разглядывать меня.
- Послушай, тебе никто не говорил, что ты похож на Датку Гамрекели в молодости? (В труппе Большого театра был талантливый солист-баритон Давид Гамрекели. Но из-за врожденной лени и любви к богемной жизни, так и не реализовавший полностью свои способности. - Т.С.)
- Нет, - пожав плечами, ответил я.
- Похож. Очень похож. Только Давид был, как царь. А ты, как принц. И снова заулыбался лукаво, с искорками в глазах.
Несмотря на простоту и доступность Арама Ильича, уговорить его сниматься было чрезвычайно трудно. Узнавая о моих телевизионных намерениях, он тут же переадресовывал меня своей секретарше, нависавшей над ним, как священная гора армян над Араратской долиной. В конце концов, композитор объяснил причину своих капризов:
- Нечего стариков на экран вытаскивать, когда вокруг столько красоты. Тяжело мне сидеть под прожекторами. Да и располнел здорово. Не люблю молнии, специально все брюки заказываю на пуговицах, чтобы они не разъезжались. Так они стали выворачиваться. Поэтому прошу операторов снимать значительно выше пояса. Но кому нужна в кадре одна только голова? И та помятая, как будто неделю в мешке лежала.
И начинает морщить лоб, намекая, что никогда не усядется перед объективом.
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛ МАЭСТРО НЕЗАДОЛГО ДО ЕГО КОНЧИНЫ. На боевом посту. В канун Нового года на Центральном телевидении в Останкино шла запись праздничной программы. Хачатурян дирижировал Государственным симфоническим оркестром СССР. После репетиции через широко распахнутую дверь два молодых оркестранта медленно повели к выходу вожака своей "стаи". Пропустив их вперед, я взял шаг и прострочил им в спину строфу из стихотворения, если не ошибаюсь, Андрея Белого:
Согнув хребет,
Галантный дирижер
Талантливо гребет
Обеими руками.
Арам Ильич остановился и медленно развернулся.
- Вах, генацвале, и ты здесь? Потом обратился к сопровождающим:
- Когда по коридору идут два земляка из Грузии, то это уже не коридор, а проспект Руставели. Возьми меня под руку и пойдем. Присядем. Посплетничаем.
Он ненадолго пережил тот Новый год. Похоронили его в Ереване, на родине предков. К пирамиде цветов, выросшей на могиле, я приложил небольшой букет красных маков, которые любил собирать на крутых грузинских косогорах мальчуган по имени Арам.
«ТИФЛИСЪ И АРМЯНЕ»
🔴 ТЫ - АРМЯНИН, А Я - ГРУЗИН...
ЗА СВОЮ СТАТЬ И КРАСОТУ ОН БЫЛ НАЗНАЧЕН В ПАРЕ С ХОРОШЕНЬКОЙ ДЕВОЧКОЙ приветствовать "дорогого Леонида Ильича" от имени студентов университета. Еще не впавший в маразм генсек, оценив, с какой элегантностью и непосредственностью красавец-грузин вручил ему букет, пожелал сфотографироваться с ним на память. С какими только комментариями и в каких только компаниях не демонстрировал Сулхан исторический снимок! А потом фотка сослужила ему по-настоящему хорошую службу. Будучи на практике в Москве, Тенгиз и его товарищи хорошо погуляли в ресторане, где, в частности, ему пришлось утихомиривать подгулявшую и пристававшую к "грузинцам" компанию. Кончилось тем, что компанию эту почти в полном составе увезли машины "скорой помощи", а Тенгиза, проводившего мирные переговоры с дирекцией об оплате поломанной мебели и посуды, увезла милиция. Легко представить лица недоспавших ментов, когда из паспорта невозмутимо державшегося Сулхана выпал "тот самый снимок". Тенгиз прервал затянувшуюся немую сцену, пояснив, что он снят с двоюродным дядей. Уловив у персонажей фотографии сходство в густых бровях, потрясенные стражи порядка с почетом доставили студента по месту жительства и пожелали ему хорошо выспаться.
В СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ, СТРАНЕ ЖЕСТКОЙ ЦЕНЗУРЫ И ГОСУДАРСТВЕННОГО ПУРИТАНИЗМА, страшнее официоза свирепствовала нелегалка - подпольная критика. Отмеченная высокой печатью коммунально-дворянского происхождения, она безраздельно владела средой нашего обитания - городами, улицами, дворами, подъездами, кухнями, квартирами. Не уступая по массовости всем видам спорта, вместе взятым. Перемалывались и перемалывались косточки и кости известных политических деятелей и местных знаменитостей, пропесочивались глобальные проблемы и мелкие интрижки, вытряхивалось соседское белье, и разгребались кучи семейного мусора. Поэтому у многих злопыхателей плавились беспризорно оставленные чайники, замыкало рефлекторы, воспламенялись утюги. В курортный сезон на пляже у нашего люда лучше всего загорал язык, так как рот не закрывался с раннего утра и до позднего вечера. Большинство обсуждаемых тем подсказывала сама жизнь. Социалистическая действительность наперекор теории преломлялась и извивалась, как в кривом зеркале, порождая миллионы колючих анекдотов и замешанных на абсурде историй. Особенно доставалось насаждаемому сверху тезису дружбы народов, сообща строивших для всего человечества светлое будущее.
Когда все рухнуло и каждый в обнимку со своим баулом повис на ступеньках последнего вагона неизвестно куда мчавшегося поезда, многие вдруг вспомнили, что мы совсем неплохо жили под одной крышей. Пускай не очень уютно и обустроенно, но зато могли мирно сосуществовать в нами же придуманном ирреальном пространстве. С особой горечью наблюдаю за тем, как оглушенные свалившейся на голову свободой стали отдаляться друг от друга два брата-соседа, Армения и Грузия - единственный оплот христианства на стыке Востока и Запада, - столетиями вместе выбиравшиеся из бед и зажимавшие смертельные раны спасительными жгутами родственных отношений. Климатически более благодатная земля грузин - Сакартвело - всегда пользовалась симпатиями айастанцев. И они с радушного позволения хозяев расселялись здесь и там, не только впитывая в себя обряды и обычаи аборигенов, но и окрашивая их своим колоритом и особенностями. Армяне-переселенцы бережно и тактично обращались с новой для них культурой. А многие грузины, как бы идя им навстречу, старались говорить по-армянски. В грузинских школах, расположенных в местах компактного проживания армян, их язык преподавался как второй обязательный после родного.
МОЙ ОТЕЦ, ВЫРОСШИЙ В САМОМ ИНТЕРНАЦИОНАЛЬНОМ РАЙОНЕ ТБИЛИСИ, ИСАНИ, знал армянский язык в совершенстве. А два его закадычных друга Гриша Татулов и Миша Базиев прекрасно ладили с грузинским. Простолюдинам всегда подавали пример лидеры наций. Стало хрестоматийным письмо выдающегося поэта Акакия Церетели армянским литераторам, которое все знали назубок:
Ты армянин, а я грузин.
И оба братья мы родные.
И край родной у нас один -
Кавказа выси ледяные!
Совершенным особняком стоят в истории обоих народов гении, рожденные армянскими родителями и выросшие в Грузии. Достаточно назвать Сергея Параджанова, Арама Хачатуряна, Виктора Амбарцумяна, Микаэла Таривердиева, Никиту Симоняна, Тиграна Петросяна. Это пригоршни студеной севанской воды, выплеснутой в теплые волны Черного моря и ушедшие оттуда в Мировой океан китами современной цивилизации. Хочу рассказать об одном из них, хотя неразлучных друзей, родившихся в Грузии, было трое, с каждым из которых мне посчастливилось общаться лично. Звали их Арам, Николай и Виктор. Жили недалеко друг от друга, ходили в разные школы, бегали на свидания, совершали набеги на чужие сады. Встретились зрелыми мужчинами и уже не расставались никогда. Собираясь за праздничным столом, в шутку пересчитывали свои награды, А ведь только золотых звезд Героев Социалистического Труда было четыре на троих. Их знала не только Грузия, но и весь огромный Советский Союз - президента Академии наук Грузии Николая Ивановича Мусхелишвили, президента Академии наук Армении Виктора Амазасповича Амбарцумяна и великого маэстро Арама Ильича Хачатуряна.
- ПРИШЛИ КАК-ТО НИКУША И ВИКТОР НА МОЙ КОНЦЕРТ В БОЛЬШОЙ ТЕАТР С ЖЕНАМИ. И в антракте потеряли их в толпе. Долговязый математик-грузин разглядывал местность сверху, а юркий физик-армянин обшаривал углы. Отчаявшись, прибежали ко мне в гримерную. Надо, просят, объявить розыск по внутреннему радио. А я их успокаиваю. Говорю: "Пока у вас такая зарплата, никуда они не денутся. Сами, наверное, в панике по лестницам носятся".
И смеется беззвучно, с хитрецой.
- А еще пригласили меня на юбилейную сессию в Академию наук СССР. Буфеты по таким случаям устраивались щедрые, хлебосольные. А Николай Иванович удрал из президиума, устроился в уголочке и подливает себе в рюмку "Наполеон", за этим его и застукал Амбарцумян. Спрашивает: "Французским коньячком балуемся, Николай Иванович?"
- Люблю все самое лучшее, - ответил кахетинец, тонкий ценитель напитков.
- Между прочим, - подзадоривает Виктор Амазаспович, - общеизвестно, что после французского на втором месте армянский коньяк.
- Правильно, - кивает головой Мусхелишвили.
А где же ваш хваленый грузинский? - продолжает нажимать Амбарцумян.
- Между ними, дорогой, между ними, - отвечает наш очкарик и ловко пропускает еще один шкалик.
Переждав, пока я отхохочусь, Хачатурян вдруг внимательно начинает разглядывать меня.
- Послушай, тебе никто не говорил, что ты похож на Датку Гамрекели в молодости? (В труппе Большого театра был талантливый солист-баритон Давид Гамрекели. Но из-за врожденной лени и любви к богемной жизни, так и не реализовавший полностью свои способности. - Т.С.)
- Нет, - пожав плечами, ответил я.
- Похож. Очень похож. Только Давид был, как царь. А ты, как принц. И снова заулыбался лукаво, с искорками в глазах.
Несмотря на простоту и доступность Арама Ильича, уговорить его сниматься было чрезвычайно трудно. Узнавая о моих телевизионных намерениях, он тут же переадресовывал меня своей секретарше, нависавшей над ним, как священная гора армян над Араратской долиной. В конце концов, композитор объяснил причину своих капризов:
- Нечего стариков на экран вытаскивать, когда вокруг столько красоты. Тяжело мне сидеть под прожекторами. Да и располнел здорово. Не люблю молнии, специально все брюки заказываю на пуговицах, чтобы они не разъезжались. Так они стали выворачиваться. Поэтому прошу операторов снимать значительно выше пояса. Но кому нужна в кадре одна только голова? И та помятая, как будто неделю в мешке лежала.
И начинает морщить лоб, намекая, что никогда не усядется перед объективом.
В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛ МАЭСТРО НЕЗАДОЛГО ДО ЕГО КОНЧИНЫ. На боевом посту. В канун Нового года на Центральном телевидении в Останкино шла запись праздничной программы. Хачатурян дирижировал Государственным симфоническим оркестром СССР. После репетиции через широко распахнутую дверь два молодых оркестранта медленно повели к выходу вожака своей "стаи". Пропустив их вперед, я взял шаг и прострочил им в спину строфу из стихотворения, если не ошибаюсь, Андрея Белого:
Согнув хребет,
Галантный дирижер
Талантливо гребет
Обеими руками.
Арам Ильич остановился и медленно развернулся.
- Вах, генацвале, и ты здесь? Потом обратился к сопровождающим:
- Когда по коридору идут два земляка из Грузии, то это уже не коридор, а проспект Руставели. Возьми меня под руку и пойдем. Присядем. Посплетничаем.
Он ненадолго пережил тот Новый год. Похоронили его в Ереване, на родине предков. К пирамиде цветов, выросшей на могиле, я приложил небольшой букет красных маков, которые любил собирать на крутых грузинских косогорах мальчуган по имени Арам.
Нора КАНАНОВА | 26.12.2014