МЕНТАЛИТЕТ тюркского народа ТУВИНЦЕВ: трудолюбивы, скромны, музыкальны, храбры, любят свободу и независимость....

*******************************************************
Менталитет тюркского народа Республики ТУВА-тувинцев(туванла) это особенная часть тюркского мира.
О свободолюбивом и жестком характере тюрков тувинцев говорит тот факт, что тувинцы первые среди тюркские народов в начале прошлого века создали свою НЕЗАВИСИМУЮ РЕСПУБЛИКУ.
Причем со своим денежным независимым знаком.
Ныне эти денежные знаки-ценный и дорогостоящий антиквариат для любителей редкостей.
На территории ТУВЫ находят в наше время огромное количество не затронутых скифских(гуннских) стоянок. Ныне они масштабно разграбляются.
Тувы и ее народ в течении многих лет была под господством ханьцев(вернее даже не ханьцев, а катайцев-тюрков Северной части нынешнего Китая), что наложил особый отпечаток на их характер и внешность, быт и культуру.
Даже невооруженным взглядом видно, что тувинцы резко по своей культуре (одеяния и прочее) отличаются от большей части тюркского мира.
Но при этом есть МОМЕНТЫ, которые чисто исконно тюркские.
Например туванла одевают меховую шапку с заправленным хвостом. Которые типичны для башкир, ногайцев, тюрков Алтая кумандинцев, алтайцев и прочее.
ТУВАНЛА (тувинцы) являются тенгрианцами испокон веков, и сохранили четкие ее пережитки и в наше время.
Особое место занимает тувинский шаманизм.
Среди них есть известные всему миру профессионалы.
Чтобы стереть эту древнюю суб -культуру тюрков в виде религии тенгрианства, Советской властью тувинцам активно насаждалась ПРОВОСЛАВИЕ(150 лет), буддизм(ей всего 200 лет).
В наше время , туванла в большей части отдали свое предпочтение буддизму.
У некоторых ученых мира есть предположение, что буддизм возник на основе той же Тенгрианской философии.
Некие формы буддизма исповедовали и в Уйгурском идыгутстве.
Но поговорим все же о менталитете тувинцев.
***********************************************************
Для общественности же, например, газетная публикация о тувинском национальном характере «Резкая континентальность тувинцев. Зарисовки об особом внутрисаянском мире» в тувинской газете «Центр Азии» (Даргын-оол, 2004), судя по многочисленным откликам, которые как в письменном виде, так и в устном, была воспринята как весьма интересное отображение внутреннего мира жителей. Согласие с написанным выражали и представители русского народа — жители республики. Я неоднократно слышала от тувинцев — людей разных поколений, профессий: «Это то, что я хотел давно сказать, но не мог найти слова», «Написано как будто про меня» и пр. Вопросы: «Кто мы?», «Какие мы?», «Какие у нас корни?», «Почему мы поступаем так, а не иначе?» вызывают весьма живой интерес, волнуют общественность.
Начну с категорий пространственного мироощущения.
Жители Тувы сегодня часто пользуются выражением «За Саянами». Это не только обозначение территорий Хакасии, Красноярского края, которые располагаются за Саянскими горами. Это обозначение большого внешнего российского мира, от которого Тува отгорожена барьером — хребтами Саян, Танну-Ола. Природа «нарисовала» генеральный план бытования людей в центральной Азии, во «внутрисаянском» мире. Этот план тувинцы осуществляли веками, шлифуя и оттачивая методы сосуществования с природой. Но окружающие их горы и степи не только стали основой кочевого хозяйствования. Они помогли выстроить картину мира, обосновались в культурных «кодах» сознания, создали психологические формулы. Горная преграда стала органичной частью картины мира жителей края, сформировала в их мироощущении чувство обособленности.
В «каменном мешке» сохранилось много древних ценностей, которых не размыли волны исторических катаклизмов и мировой миграции населения. Чувство обособленности, или «внутрисаянья», защищает людей, привыкших жить в понятном им круге природных циклов. Но обособленность становится главным препятствием для дальнейшего развития ныне.
Культурная ассимиляция у якутов дошла до религии в виде христианства, до русификации их имен: большинство носит русские имена, фамилии. У бурятов и калмыков религиозные ориентиры остались нетронутыми, но распространились русские окончания фамилий: «ов», «ова». Тувинцы же сохранили многое, в том числе и такой чувствительный индикатор, как фамилии. Названия родов, ставшие фамилиями или именами («Ооржак», «Куулар», «Монгуш»), сохранились практически без изменений. Мода на русские и даже экзотические индийские имена в период советской мобилизации была. Но, во-первых, она продлилась с 1930-х годов до конца 1970-х, а во-вторых, частично переиначивалась на тувинский лад: «Сесер-оол» (от слова — СССР), «Колхозбай» (колхоз), «Бригад» (бригада). «Предпочтение в имянаречении в Туве отдается собственно тувинским именам», — сделала заключение Н. Д. Сувандии (Сувандии, 2004: 4–5), которая собрала более 10 тысяч единиц имен во время лингвистических экспедиций в различные населенные пункты Тувы, после просмотра списков учета населения республики, а также материалов местных СМИ.
Тувинцы любят подчеркивать особенные явления своей культуры, факты из своей истории, в том числе такой, как вступление ТНР в состав СССР последней из всех территорий. Подавляющее большинство тувинцев, по данным социологов, гордится принадлежностью к своему народу (Донгак, 2003: 15).
В начале ХХ века английский путешественник Д. Каррутерс, посетив Туву, писал свои впечатления о местном населении, субъективные, но очень показательные. В них весьма точно отмечена такая особенность общественного состояния, тесно связанного с общественным сознанием, как обособленность: «урянхайцы представляют из себя совершенно особый народец, ограниченный в своем распространении пределами этого удаленного бассейна, который представляется таким труднодоступным и таким отрезанным от остального мира, что большое сходство этого народца с другими расами не только не показалось бы странным, но даже и невероятным» (Каррутерс, 1914: 131).
Ныне даже самый образованный и прогрессивный житель Тувы, тем более, если он — тувинец, продолжает использовать в речи формулу барьера — «За Саянами». Ездят «за Саяны», возвращаются домой «из-за Саян». Если в России происходят катаклизмы, докатывающиеся до Тувы, то ругают Москву и тех, кто мутит воду «за Саянами». Но если надо что-то заимствовать, что-то приобрести, то это привозится «из-за Саян», детей отправляют учиться «за Саяны». Подобный взгляд приобрели и русские жители Тувы. Например, жительница Тувы — русская — здесь пишет: «…Уютные ладони гор надежно защищают Туву. Здесь удобно и уютно. Мы здесь спрятаны от всего мира. Мы сами по себе. Одежду торговцы привозят из Китая, а продукты из России. Мы — не они» (Семенова, 2006).
Тувинский национальный характер можно определить как «резко-континентальный» по тому, каков климат в регионе и каково природно-климатическое разнообразие в ней. Более 80% территории Тувы занято горами, остальное приходится на равнинные участки. При этом рельеф весьма сложен: чередование хребтов, нагорий, межгорных котловин. В котловинах присутствуют также: от полупустынных ландшафтов, сухих степей до лугово-лесной растительности, тайги. Зима морозная, лето жаркое, разница температур сезонов может составлять 80 градусов.
Тувинцы очень музыкальны. Их музыкальная культура весьма богата, но до недавних пор она оставалась «продуктом внутреннего потребления». Неограниченные таланты ограничивались определенным кругом слушателей или проявлялись вовсе только в отсутствие других людей. Скотоводов всегда окружали звуки, краски, запахи высокогорного ущелья, тайги, леса, долины рек и степи, горных рек, водопадов. Тувинцы трудились на природе, соприкасаясь с множеством звуков живой и неживой природы, а также жили в юртах, которые не представляют собой замкнутого пространства, изолированного от звуков и шумов. Все сезонные циклы скотоводства, земледелия и охоты теснейшим образом взаимосвязаны с малейшими изменениями климата. Все это, как отмечает этномузыковед В. Ю. Сузукей, обусловливало развитие чуткого слухового восприятия тувинцев (Сузукей, 2004: 270–271).
В этих условиях родился и развился феномен тувинской музыкальной культуры — горловое пение (хоомей), в котором исполнитель одновременно создает несколько звуков, две или три линии (см.: Кыргыс, 2002). Тувинское горловое пение оказалось самым богатым на проявления, имеет существенные отличие от родственных ему музыкальных форм соседних народов: монгольского хоомия, алтайского и шорского кая, хакасского кая, башкирского узляу. Хоомей был доведен народным творчеством до художественного совершенства (там же: 141), имеет пять основных стилей, а также множество «субстилей», среди которых есть и древние, и появились современные.
Вся эта богатая тувинская музыка носит преимущественно лирический характер. Пение, в том числе горловое, имело изначально сакральный смысл, особую глубину и специфику эстетического восприятия (там же: 9–10).
Тувинцы любят труд,скромны .
Феномен «тувинского времени», как пишет В. Ю. Сузукей, возникает из разницы восприятия времени в тувинской и, в частности, европейских культурах, а также выражения этого восприятия в языке (Сузукей, 2009: Электр. ресурс). Например, чередование дней в прошедшем времени обозначается на русском языке: вчера, позавчера, поза-позавчера. Речь идет о днях, следующих «позади» вчерашнего дня. В тувинском языке «дүүн» или «дүүнгү хүн» означает день, прошедший вчера, а «бурунгу хүн» (позавчера) означает день, прошедший впереди вчерашнего дня, т.е. слово «впереди» соотносится с ориентацией человека, смотрящего вперед. Соответственно «бурундаа хүн» (поза-позавчера) означает день, прошедший раньше или впереди позавчерашнего дня. Слово «бурунгаар» в тувинском языке означает движение «вперед», т.е. впереди человека. То есть восприятие времени, направление «движения» времени по его обозначению в тувинском языке имеет противоположную направленность по отношению к самому человеку. Глаголов прошедшего времени в языке, например, намного больше, чем форм глаголов настоящего и будущего времени, включая такие понятия, как «давно прошедшее время» и «недавно прошедшее время» с возможностью передачи всех нюансов и оттенков событий, имевших место в прошедшем времени (поскольку человек был свидетелем и может их детально описать).
Сирот тувинцы никогда не бросали, их забирали в свои семьи родственники. Внебрачных детей не отличали от законнорожденных (см.: Курбатский, 2001: 212). Но при этом издревле любимых маленьких существ боялись нарекать хорошо, не принято было давать им красивые, звучные имена (История Тувы, 2007: 53–54). Тем самым беззащитных созданий, близких людей тувинцы защищали от завистливых злых духов. По этой же причине забота о родственниках имела оборотную сторону: тувинцы не хвалили их прилюдно, не говорили красивых слов (Кужугет, 2006: 144).
Традиция «оглядки» на духов сохранялась до середины ХХ века, отголоски ее можно услышать и ныне. Как отмечает Н. Д. Сувандии, среди пожилых людей сейчас не встречаются такие звучные имена, которые распространились позднее «Алдын-оол», «Алдын-кыс» (от слова «алдын» — «золото») и пр. (Сувандии, 2004: 7). Если сегодня официально регистрируемые имена детям уже даются из желания осуществления для них чего-либо (быть работящим, умным, ловким, красивым, смелым и пр.), то в повседневной практике у родителей все еще встречается желание защитить детей вторыми именами, прозвищами, типа «мээң багай уруум», «мээң багай оглум», («моя плохая дочка», «мой плохой сын»). Также в разговорной речи, в обращениях можно часто встретить ласковое: «мээң багай угбам», «мээң багай кадайым» («моя плохая сестра», «моя плохая жена») и пр. (Кужугет, 2006: 143–144). Не потому что действительно считают плохими, а именно потому что хотят оградить от негативного (злые духи не будут завидовать плохим, бедным, убогим, они не будут мстить и вредить).
До сих пор представители старшего поколения тувинцев в республике идентифицируют незнакомых, молодых людей преимущественно по их родственной, родоплеменной или кожуунной принадлежности. Сам по себе незнакомый молодой человек воспринимается как «неизвестный элемент», его личное имя ничего не говорит о нем. Только когда этому элементу придается родовое значение (человек называет своих родителей, родных, предков), тогда оно опознается, становится понятным и отношение к нему «окрашивается» определенным образом.
Однако, и русские вызывают у тувинцев неоднозначные чувства. Как отмечает В. С. Донгак, образ русских у коренного населения Тувы складывается из сочетания негативных и позитивных гетеростереотипов, с преобладанием первых. Русский для тувинцев — человек добрый, но жадный; дружелюбный, но высокомерный; культурный, но наглый (там же: 21–22). Как и многие титульные народы в своих республиках (Якутии, Татарстане и др.) тувинцы более терпимы к русским, чем русские к тувинцам.