Доктор из Ставрополья – самый долго работающий врач страны
Сейчас Таисии Яковлевне Куликовой 92 года, почти семьдесят из которых она отдала людям и медицине. И продолжает это делать до сих пор.
– Таисия Яковлевна, вы так долго работаете! Любите свое дело?
– У меня идёт 67-й год непрерывного стажа работы, а мне самой, страшно сказать, уже 92 года! Я работаю, потому что на наш район выделено две с половиной ставки онколога, а я одна! Некому в Новоалександровске работать онкологом – вот в чём дело, а больные есть. Официально мой рабочий день должен продолжаться до двух часов дня, но чаще всего я не могу уйти вовремя. Привозят людей из сёл, с хуторов. Чтобы добраться, больные и их близкие платят по 1000 рублей. Транспорта нет, приходится добираться на такси. И вот что я им скажу – мой рабочий день окончен, извините? Вот как я могу отказать?
– Какие трудности есть при приёме онкологических больных?
– На каждого онкологического больного мне нужен час, чтобы заполнить специальный лист, в котором необходимо отразить историю болезни для получения группы по инвалидности. А это необходимо для выделения лекарств, которые в месяц обходятся в 100 тысяч рублей. Представьте, только одно лекарство, необходимое после химиотерапии для профилактики рецидива, стоит 8–9 тысяч рублей в месяц, а у больной пенсия такая.
– Вы всю жизнь проработали онкологом?
– Большую часть жизни я проработала хирургом и травматологом. Онкологией стала заниматься с 1999 года. Я уже пенсионерской была. Получилось так, что хирургов в поликлинике было в избытке, а вот онколог умер. Главврач и обратился ко мне: «Вы, доктор, специализировались по онкологии?» – «Да, было дело», – отвечаю.
– Значит, вы – редкий, универсальный специалист?
– В институте у нас был широкий профиль подготовки. Сейчас обычно выпускается врач, уже специализирующийся на какой-то отрасли медицины. А мы были универсалами. В институте я старалась учиться так, чтобы на тот случай, если попаду в захолустное место и не у кого будет спросить, самой всё знать и уметь, мало ли с какими случаями в жизни придётся столкнуться! И как в воду глядела!
– Помните, как прошла ваша первая операция?
– На практике после 4-го курса я столкнулась с необходимостью провести ампутацию. В больницу привезли истекающего кровью мужчину. Ему ногу почти оторвало. А как раз накануне врач-хирург местной больницы уехал с полугодовым отчётом в область. Операционная сестра в той больнице была фронтовичкой. Она у меня спрашивает: «Ну что, анатомию хорошо учила?» – «Хорошо», – говорю. Ну, она дала мне оперативный атлас, чтобы я ещё раз посмотрела, и мы приступили к ампутации. Руководила она, а я делала. Тётя Маша могла и сама сделать, но поскольку она операционная сестра, а не врач, не имела права. Это была первая серьёзная моя операция.
– А почему вы именно врачом стать решили?
– В детстве я мечтала стать лётчиком или геологоразведчиком. Лётчиком, чтобы маме с папой привозить что-нибудь. А геологоразведчиком, потому что неподалёку от нашей деревни была геологоразведывательная станция. Мы, ребятишки, часто её навещали, нас там угощали какими-то сладостями. Вот такие были детские представления.
В моем классе 7 человек собирались поступать в военно-медицинский институт. Когда они свои документы повезли, я попросила, чтобы и мои захватили. Когда мне пришёл вызов в мединститут, я поехала сдавать экзамены и поступила в 1946 году, сразу после войны.
– Получается, ваше детство пришлось на военное время? – Я родилась в Пермской области, в глухой деревне, где семь домов. Теперь этой деревни уже и нет. У родителей нас было пятеро детей. Мама не работала, потому что дети маленькие, а папа получал 70 рублей. Когда мама рано утром уходила на работу в поле, на моем попечении, семилетнего ребёнка, оставались трёхлетняя сестра и годовалый младенец. Школа была в 18 километрах от нашей деревни, а ближайшая больница за 25 километров. Начиная с 5-го класса я жила в интернате при школе. Мы, дети разных возрастов с 1-го по 10-й класс, находились там на самообслуживании.
В войну вышел приказ, согласно которому школьники после 8-го класса, чтобы их допустили к переходу в 9-й, должны были трудиться по месту работы родителей. В 15 лет три месяца я провела на железной дороге наравне с ремонтными работниками. Мы таскали двенадцатиметровые рельсы, каждый метр которых весил 40 кг. Я и до сих пор физического труда не гнушаюсь.
– Во время учёбы сомнений в выборе профессии врача не возникало?
– Никогда. Моя мама сама проучилась в школе полгода, поэтому, когда мы учились, вместе с нами программу проходила и очень ценила образование. Она мне всегда говорила: «Берёшься за что-то – делай по совести. Не хочешь или не можешь – не берись». Я в мединституте всегда училась так, чтобы получать стипендию. Родители мне помогать не могли. С первого курса я стала ещё и постоянным донором. Осенью мы зарабатывали тем, что разгружали баржи с зерном на Каме.
– Почему всё-таки хирургией в итоге занялись?
– Изначально я выбрала специализацию гинеколога и два месяца проработала, но роддом закрыли на ремонт. Главный врач и предложил в хирургию пойти. С утра я работала гинекологом, а с обеда хирургом на приёме. С 9 утра до 9 вечера рабочий день был.
– Благодаря такой практике вы и стали универсальным специалистом?
– Я оперировала всё подряд. После окончания института я всё, что умела, что знала, – всё применяла! И сейчас люди приходят, кто помнит, что я травматологом долгое время работала, просят посоветовать. Я говорю: «Дорогие, что же я буду хлеб у других врачей отбирать». Всё равно посоветовать и посмотреть просят. Я никогда не отказывалась ассистировать на самых разных операциях. А в хирургии Георгий Степанович почему-то прозвал меня «матушка Таисия».
«Матушка Таисия, пойдём, там патология!» – так доброжелательно обращался Георгий Степанович.
Я жила в общежитии. Бывало, звонок посреди ночи: «Поступил больной с прободной язвой, если хочешь ассистировать – иди». Иду. Почему-то хирург считал, что надо меня вызывать.
Травматологический больной поступает – меня вызывают, гинекологический – говорят: «Вызывайте Куликову». В результате я дежурила сутками. Порой до двадцати часов в месяц доходило.
– Вам наверняка нужно было быстро ориентироваться в критических ситуациях?
– Я на тот момент проработала 3 или 4 месяца после окончания института. Погода нелётная, а женщина рожает. Угроза разрыва матки. Уже понятно, что сама она не разродится. Санавиация из Перми не прилетит, а поезд только ушёл, и в ближайшие сутки его больше не будет. Заведующая отделением Александра Митрофановна ни разу не делала кесарево, предложила санавиацию дождаться. А я, когда была на практике, будучи студенткой, ассистировала заведующему отделением акушерства и гинекологии при кесаревом сечении, анатомию изучала от и до, знала её хорошо. И у меня был учебник «Оперативное акушерство». Подумала, полистала его ещё раз и говорю: «Давайте делать, иначе потеряем женщину». Чтобы её сагитировать, я сказала, что уже делала кесарево раньше. Мы провели операцию, женщина и ребёнок остались живы. Только потом я призналась, что самостоятельно «кесарила» впервые.
– А почему вам так хирургия понравилась?
– Хирургия даёт результат, который заметен: человека поставил на ноги – значит, хорошо своё дело выполнил. Для меня самая страшная операция – это ампутация. Я очень не любила это делать. До последнего пыталась сохранить конечности людям. Гинекологом и хирургом одновременно я проработала 3 года после вуза, а потом уже переквалифицировалась и стала заниматься только хирургией.
– Вы говорите, многие больные как к родственнице к вам относятся – как это выражается?
– Пациенты то мандаринку принесут на обед, то дед какой-нибудь неловко две конфетки протягивает, кладёт на стол. Человек от души как-то отблагодарить, видно, хочет. Я спасибо скажу.
– Есть ли среди пациентов такие, с кем вы продолжаете поддерживать отношения?
– Был случай. Двух молодых парней сбила машина. У Вани был перелом рёбер с повреждением лёгких, разрыв печени, перелом бедра, а у другого – открытый перелом бедра. Зашила я Ване печень, на вытяжение его положили, а когда стало заживать, зашифтовала бедро. До сих пор он поздравляет меня с каждым праздником. Когда мне 80 лет исполнялось, пришёл с большим букетом цветов, упал на колени, обхватил меня за ноги руками, и говорит: «Вы – моя вторая мама!»
– Что испытывает хирург, когда операция прошла успешно?
– Как что? Удовольствие, конечно, удовлетворение и радость.
– Если бы была возможность что-то переиграть, выбрать другую профессию и иначе прожить жизнь, что бы вы, возможно, изменили?
– Я довольна своей жизнью. Иной профессии я бы не выбрала.
Единственное, я практически не видела семью. У нас с 8 до 17 был рабочий день, а с 17 начиналось дежурство. За ночь меня могли вызвать три-четыре раза. Не успеешь прийти домой, как снова скорая приезжает. В итоге вместо моих 10 ночей получалось ещё 10, а то и больше, поэтому дома я практически не жила. Даже за три дня до собственных родов мне оперировать пришлось, некому больше было. А когда родила, через три месяца уже на работу выйти пришлось. В перерывах заезжала ребёнка грудью кормить.
– Сколько людей вы спасли за свою жизнь?
– Не знаю. Я не считала. Много. Но уже, честно вам скажу, мне отдохнуть хочется, для себя пожить, для правнучки. Она, к слову, у меня в мединституте учится.
️
МАТУШКА ТАИСИЯ
Доктор из Ставрополья – самый долго работающий врач страныСейчас Таисии Яковлевне Куликовой 92 года, почти семьдесят из которых она отдала людям и медицине. И продолжает это делать до сих пор.
– Таисия Яковлевна, вы так долго работаете! Любите свое дело?
– У меня идёт 67-й год непрерывного стажа работы, а мне самой, страшно сказать, уже 92 года! Я работаю, потому что на наш район выделено две с половиной ставки онколога, а я одна! Некому в Новоалександровске работать онкологом – вот в чём дело, а больные есть. Официально мой рабочий день должен продолжаться до двух часов дня, но чаще всего я не могу уйти вовремя. Привозят людей из сёл, с хуторов. Чтобы добраться, больные и их близкие платят по 1000 рублей. Транспорта нет, приходится добираться на такси. И вот что я им скажу – мой рабочий день окончен, извините? Вот как я могу отказать?
– Какие трудности есть при приёме онкологических больных?
– На каждого онкологического больного мне нужен час, чтобы заполнить специальный лист, в котором необходимо отразить историю болезни для получения группы по инвалидности. А это необходимо для выделения лекарств, которые в месяц обходятся в 100 тысяч рублей. Представьте, только одно лекарство, необходимое после химиотерапии для профилактики рецидива, стоит 8–9 тысяч рублей в месяц, а у больной пенсия такая.
– Вы всю жизнь проработали онкологом?
– Большую часть жизни я проработала хирургом и травматологом. Онкологией стала заниматься с 1999 года. Я уже пенсионерской была. Получилось так, что хирургов в поликлинике было в избытке, а вот онколог умер. Главврач и обратился ко мне: «Вы, доктор, специализировались по онкологии?» – «Да, было дело», – отвечаю.
– Значит, вы – редкий, универсальный специалист?
– В институте у нас был широкий профиль подготовки. Сейчас обычно выпускается врач, уже специализирующийся на какой-то отрасли медицины. А мы были универсалами. В институте я старалась учиться так, чтобы на тот случай, если попаду в захолустное место и не у кого будет спросить, самой всё знать и уметь, мало ли с какими случаями в жизни придётся столкнуться! И как в воду глядела!
– Помните, как прошла ваша первая операция?
– На практике после 4-го курса я столкнулась с необходимостью провести ампутацию. В больницу привезли истекающего кровью мужчину. Ему ногу почти оторвало. А как раз накануне врач-хирург местной больницы уехал с полугодовым отчётом в область.
Операционная сестра в той больнице была фронтовичкой. Она у меня спрашивает: «Ну что, анатомию хорошо учила?» – «Хорошо», – говорю. Ну, она дала мне оперативный атлас, чтобы я ещё раз посмотрела, и мы приступили к ампутации. Руководила она, а я делала. Тётя Маша могла и сама сделать, но поскольку она операционная сестра, а не врач, не имела права. Это была первая серьёзная моя операция.
– А почему вы именно врачом стать решили?
– В детстве я мечтала стать лётчиком или геологоразведчиком. Лётчиком, чтобы маме с папой привозить что-нибудь. А геологоразведчиком, потому что неподалёку от нашей деревни была геологоразведывательная станция. Мы, ребятишки, часто её навещали, нас там угощали какими-то сладостями. Вот такие были детские представления.
В моем классе 7 человек собирались поступать в военно-медицинский институт. Когда они свои документы повезли, я попросила, чтобы и мои захватили. Когда мне пришёл вызов в мединститут, я поехала сдавать экзамены и поступила в 1946 году, сразу после войны.
– Получается, ваше детство пришлось на военное время?
– Я родилась в Пермской области, в глухой деревне, где семь домов. Теперь этой деревни уже и нет. У родителей нас было пятеро детей. Мама не работала, потому что дети маленькие, а папа получал 70 рублей. Когда мама рано утром уходила на работу в поле, на моем попечении, семилетнего ребёнка, оставались трёхлетняя сестра и годовалый младенец. Школа была в 18 километрах от нашей деревни, а ближайшая больница за 25 километров. Начиная с 5-го класса я жила в интернате при школе. Мы, дети разных возрастов с 1-го по 10-й класс, находились там на самообслуживании.
В войну вышел приказ, согласно которому школьники после 8-го класса, чтобы их допустили к переходу в 9-й, должны были трудиться по месту работы родителей. В 15 лет три месяца я провела на железной дороге наравне с ремонтными работниками. Мы таскали двенадцатиметровые рельсы, каждый метр которых весил 40 кг. Я и до сих пор физического труда не гнушаюсь.
– Во время учёбы сомнений в выборе профессии врача не возникало?
– Никогда. Моя мама сама проучилась в школе полгода, поэтому, когда мы учились, вместе с нами программу проходила и очень ценила образование. Она мне всегда говорила: «Берёшься за что-то – делай по совести. Не хочешь или не можешь – не берись». Я в мединституте всегда училась так, чтобы получать стипендию. Родители мне помогать не могли. С первого курса я стала ещё и постоянным донором. Осенью мы зарабатывали тем, что разгружали баржи с зерном на Каме.
– Почему всё-таки хирургией в итоге занялись?
– Изначально я выбрала специализацию гинеколога и два месяца проработала, но роддом закрыли на ремонт. Главный врач и предложил в хирургию пойти. С утра я работала гинекологом, а с обеда хирургом на приёме. С 9 утра до 9 вечера рабочий день был.
– Благодаря такой практике вы и стали универсальным специалистом?
– Я оперировала всё подряд. После окончания института я всё, что умела, что знала, – всё применяла! И сейчас люди приходят, кто помнит, что я травматологом долгое время работала, просят посоветовать. Я говорю: «Дорогие, что же я буду хлеб у других врачей отбирать». Всё равно посоветовать и посмотреть просят. Я никогда не отказывалась ассистировать на самых разных операциях. А в хирургии Георгий Степанович почему-то прозвал меня «матушка Таисия».
«Матушка Таисия, пойдём, там патология!» – так доброжелательно обращался Георгий Степанович.
Я жила в общежитии. Бывало, звонок посреди ночи: «Поступил больной с прободной язвой, если хочешь ассистировать – иди». Иду. Почему-то хирург считал, что надо меня вызывать.
Травматологический больной поступает – меня вызывают, гинекологический – говорят: «Вызывайте Куликову». В результате я дежурила сутками. Порой до двадцати часов в месяц доходило.
– Вам наверняка нужно было быстро ориентироваться в критических ситуациях?
– Я на тот момент проработала 3 или 4 месяца после окончания института. Погода нелётная, а женщина рожает. Угроза разрыва матки. Уже понятно, что сама она не разродится. Санавиация из Перми не прилетит, а поезд только ушёл, и в ближайшие сутки его больше не будет. Заведующая отделением Александра Митрофановна ни разу не делала кесарево, предложила санавиацию дождаться. А я, когда была на практике, будучи студенткой, ассистировала заведующему отделением акушерства и гинекологии при кесаревом сечении, анатомию изучала от и до, знала её хорошо. И у меня был учебник «Оперативное акушерство». Подумала, полистала его ещё раз и говорю: «Давайте делать, иначе потеряем женщину». Чтобы её сагитировать, я сказала, что уже делала кесарево раньше. Мы провели операцию, женщина и ребёнок остались живы. Только потом я призналась, что самостоятельно «кесарила» впервые.
– А почему вам так хирургия понравилась?
– Хирургия даёт результат, который заметен: человека поставил на ноги – значит, хорошо своё дело выполнил. Для меня самая страшная операция – это ампутация. Я очень не любила это делать. До последнего пыталась сохранить конечности людям. Гинекологом и хирургом одновременно я проработала 3 года после вуза, а потом уже переквалифицировалась и стала заниматься только хирургией.
– Вы говорите, многие больные как к родственнице к вам относятся – как это выражается?
– Пациенты то мандаринку принесут на обед, то дед какой-нибудь неловко две конфетки протягивает, кладёт на стол. Человек от души как-то отблагодарить, видно, хочет. Я спасибо скажу.
– Есть ли среди пациентов такие, с кем вы продолжаете поддерживать отношения?
– Был случай. Двух молодых парней сбила машина. У Вани был перелом рёбер с повреждением лёгких, разрыв печени, перелом бедра, а у другого – открытый перелом бедра. Зашила я Ване печень, на вытяжение его положили, а когда стало заживать, зашифтовала бедро. До сих пор он поздравляет меня с каждым праздником. Когда мне 80 лет исполнялось, пришёл с большим букетом цветов, упал на колени, обхватил меня за ноги руками, и говорит: «Вы – моя вторая мама!»
– Что испытывает хирург, когда операция прошла успешно?
– Как что? Удовольствие, конечно, удовлетворение и радость.
– Если бы была возможность что-то переиграть, выбрать другую профессию и иначе прожить жизнь, что бы вы, возможно, изменили?
– Я довольна своей жизнью. Иной профессии я бы не выбрала.
Единственное, я практически не видела семью. У нас с 8 до 17 был рабочий день, а с 17 начиналось дежурство. За ночь меня могли вызвать три-четыре раза. Не успеешь прийти домой, как снова скорая приезжает. В итоге вместо моих 10 ночей получалось ещё 10, а то и больше, поэтому дома я практически не жила. Даже за три дня до собственных родов мне оперировать пришлось, некому больше было. А когда родила, через три месяца уже на работу выйти пришлось. В перерывах заезжала ребёнка грудью кормить.
– Сколько людей вы спасли за свою жизнь?
– Не знаю. Я не считала. Много. Но уже, честно вам скажу, мне отдохнуть хочется, для себя пожить, для правнучки. Она, к слову, у меня в мединституте учится.
Беседу вела Наталья Орехова