❗Трёхсложные размеры

Дактиль
Дактиль — это «мостик» между весёлыми, живыми, разговорными двусложными размерами и медленными, вдумчивыми трёхсложными. Дактиль звучит чуть тяжелее, чем ямб, и поэтому отлично подходит для размышлений о высоком. Например, у Н. А. Некрасова читаем:
Сеятель знанья на ниву народную!
Почву ты, что ли, находишь бесплодную,
Худы ль твои семена?
Робок ли сердцем ты? слаб ли ты силами?
Труд награждается всходами хилыми,
Доброго мало зерна!
Где ж вы, умелые, с бодрыми лицами,
Где же вы, с полными жита кошницами?
Труд засевающих робко, крупицами,
Двиньте вперёд!
Сейте разумное, доброе, вечное,
Сейте! Спасибо вам скажет сердечное
Русский народ...
В данном стихотворении учитель — или, в широком смысле слова, просветитель — сравнивается с сеятелем. Это, в свою очередь, отсылает нас к притче из Евангелия от Матфея, где Иисус Христос, проповедуя ученикам, сравнивает людские души с посеянными зёрнами. Какое-то зерно сразу падает «при дороге», так что прилетают птицы и клюют его; какое-то оказывается в каменистой почве — и прорастает, но сразу же чахнет... Так и с людьми. Кто-то и вовсе не хочет ничего знать о добре и зле, справедливости, прощении, любви; а кто-то вроде и задумывается о чём-то большем, чем бытовые мелочи, — но этот интерес оказывается неискренним, неглубоким...
Однако дактиль подходит и для описания житейских ситуаций: и нейтральных, и душераздирающих. Вспомним стихотворение А. А. Ахматовой «Сероглазый король», написанное от лица женщины, живущей с нелюбимым мужем и переживающей гибель человека, к которому была искренне привязана:
Слава тебе, безысходная боль!
Умер вчера сероглазый король.
Вечер осенний был душен и ал,
Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:
«Знаешь, с охоты его принесли,
Тело у старого дуба нашли.
Жаль королеву. Такой молодой!..
За ночь одну она стала седой».
Трубку свою на камине нашёл
И на работу ночную ушёл.
Дочку мою я сейчас разбужу,
В серые глазки её погляжу.
А за окном шелестят тополя:
«Нет на земле твоего короля…»
Наконец, именно дактилем написаны стишки-садюшки. А что, чёрный юмор — тоже юмор:
Маленький мальчик залез в холодильник,
Маленькой ручкой нажал на рубильник.
Сопли уже замерзают в носу...
Нет, не доест он свою колбасу.
Амфибрахий
Амфибрахий — это, пожалуй, самый «серьёзный» стихотворный размер. Произведения, написанные амфибрахием, не всегда имеют глубокий посыл или философский подтекст, однако они с первых строк настраивают читателя на спокойный, сосредоточенный, медитативный лад. Не случайно амфибрахием написано стихотворение Н. С. Гумилёва «Жираф», где лирический герой пытается успокоить и утешить подругу:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озёр.
Ещё одно знаменитое стихотворение, написанное дактилем, — «Марбург» Б. Л. Пастернака. После расставания с возлюбленной лирический герой чувствует, что его сердце и сознание будто бы разбились на тысячи осколков. Мысль сменяется чувством, чувство — новой мыслью, абсолютно неожиданной, и так до бесконечности:
Я вздpaгивaл. Я зaгopaлся и гaс.
Я тpясся. Я сдeлaл сeйчaс пpeдлoжeньe, —
Нo пoзднo, я сдpeйфил, и вoт мнe — oткaз.
Кaк жaль eё слeз! Я святoгo блaжeннeй!
Я вышeл нa плoщaдь. Я мoг быть сoчтён
Втopичнo poдившимся. Кaждaя мaлoсть
Жилa и, нe стaвя мeня ни вo чтo,
В пpoщaльнoм знaчeньи свoeм пoдымaлaсь.
Плитняк paскaлялся, и улицы лoб
Был смугл, и нa нeбo глядeл испoдлoбья
Булыжник, и вeтep, кaк лoдoчник, гpёб
Пo липaм. И всe этo были пoдoбья.
Нo, кaк бы тo ни былo, я избeгaл
Иx взглядoв. Я нe зaмeчaл иx пpивeтствий.
Я знaть ничeгo нe xoтeл из бoгaтств.
Я вoн выpывaлся, чтoб нe paзpeвeться.
Анапест
Наконец, анапест — поистине волшебный стихотворный размер. Словно магический кристалл, он превращает всё вокруг — обыденный пейзаж, неспешную прогулку, перемену погоды — во что-то сказочное, легендарное. Как, например, в стихотворении «Вечер» А. А. Фета:
Прозвучало над ясной рекою,
Прозвенело в померкшем лугу,
Прокатилось над рощей немою,
Засветилось на том берегу.
Далеко, в полумраке, луками
Убегает на запад река.
Погорев золотыми каймами,
Разлетелись, как дым, облака.
На пригорке то сыро, то жарко,
Вздохи дня есть в дыханье ночном, —
Но зарница уж теплится ярко
Голубым и зелёным огнем.
Казалось бы, что тут особенного? Заскучавший помещик вышел прогуляться и залюбовался закатом. Вскоре он вернётся домой и сядет пить чай с плюшками, вот и вся поэзия. Но за счёт выбранного размера картина природы, прощающейся со «вздохами дня», завораживает, если не сказать одурманивает.
Также анапест использовала М. И. Цветаева в стихотворении «Лесное царство». Центральные персонажи ещё минуту назад были детьми; они верят в чудеса и не задумываются о горестях. Они ещё не знают, что их влюблённость не сможет стать чем-то большим. Но пока они очарованы друг другом и счастливы, сказка жива — и она всегда будет жить в их сердцах:
Ты — принцесса из царства не светского,
Он — твой рыцарь, готовый на всё…
О, как много в вас милого, детского,
Как понятно мне счастье твоё!
В светлой чаще берёз, где просветами
Голубеет сквозь листья вода,
Хорошо обменяться ответами,
Хорошо быть принцессой. О, да! <...>
Наслаждайтесь весенними звонами,
Милый рыцарь, влюблённый, как паж,
И принцесса с глазами зелёными, —
Этот миг, он короткий, но ваш!
Не смущайтесь словами нетвёрдыми!
Знайте: молодость, ветер — одно!
Вы сошлись и расстанетесь гордыми,
Если чаши завидится дно.
Хорошо быть красивыми, быстрыми
И, кострами дразня темноту,
Любоваться безумными искрами,
И как искры сгореть — на лету!
О. Лапенкова