— Можно мне хлебушка? Мы умираем.. Мамку свезли... Батя?... Вроде погиб. Нет... хоть немного... Молю... Заклинаю... Словно щенок под ногами юзжит. Хлеб из песка, но не каменны души. Каждый делился кусочком судьбы. Карточки. Крысы. Писал Шостакович... Город держался — таскали гробы. Всякое было, кто видел, тот вздрогнет. Пушки "Марата" рождали кресты. Черную смерть насылал из Кронштадта, С мыслью одной — дотянуть до весны. "Медный" собою прикрыл эту землю. Ты вот готов, как когда-то они... Скинув фуфайки, бушлаты… рукаааами... Берег Невы захлебнулся в крови.. Лед и дорога — дорога надежды. Спас рукотворный — кусочек судьбы, Верили... Ждали — все будет, но прежде... Город держался — таскали гробы.
Мы умираем..
Мамку свезли...
Батя?... Вроде погиб.
Нет... хоть немного...
Молю... Заклинаю...
Словно щенок под ногами юзжит.
Хлеб из песка, но не каменны души.
Каждый делился кусочком судьбы.
Карточки. Крысы. Писал Шостакович...
Город держался — таскали гробы.
Всякое было, кто видел, тот вздрогнет.
Пушки "Марата" рождали кресты.
Черную смерть насылал из Кронштадта,
С мыслью одной — дотянуть до весны.
"Медный" собою прикрыл эту землю.
Ты вот готов, как когда-то они...
Скинув фуфайки, бушлаты… рукаааами...
Берег Невы захлебнулся в крови..
Лед и дорога — дорога надежды.
Спас рукотворный — кусочек судьбы,
Верили... Ждали — все будет, но прежде...
Город держался — таскали гробы.
Виктор Крылов