— То, что вы слышите, ваша светлость.

Ну-с, довольно маскарада, Сонечка, я — Путилин… Давай мне твои золотые лапки. Помнишь, я обещал сторицей отплатить тебе? Я слово свое держу.
Поезд приближался к станции.
Путилин крепко держал великую еврейку за обе руки.
— Пусти! Дьявол… поймал меня?!
— Может быть, ты и тут будешь сомневаться, Сонечка?
Шприц, который Сонька Блумштейн держала в руке, во время борьбы вырвался и острым концом иголки впился в руку Путилина.
— Умрешь! — исступленно закричала «Золотая Ручка».
— Ты ошибаешься, шприц не действует…
Пассажиры, как ни тихо велась борьба, услышали «нечто странное» и гурьбой устремились к отделению великого банкира.
— Что? Что такое? Что случилось?
И послышался ровный, спокойный голос Путилина:
— Я, господа, ее светлость, светлейшую княгиню Нину Имеритинскую арестовал.
Мертвая тишина. Ни звука. Ни шороха. Толпа глядит недоуменным взором.
— Спасите меня! — прокатился по вагону бешено-злобный крик ее светлости.
— И арестовал я ее светлость потому, что она — величайшая мошенница-убийца Сонька Блумштейн, «Золотая Ручка».