ВЕРБНАЯ НЕДЕЛЯ

Татьяна Боброва-Карпина
ЛЮБИМОЙ БАБУШКЕ ПАХОМКОВОЙ МАРИИ СТЕПАНОВНЕ ПОСВЯЩАЮ!
(отрывок из воспоминаний).
Я с нетерпением ждала, когда амариллис в кастрюле покажет первый листок и высунется зелёненькая трубочка, на конце которой запылает красный цветок.
Прошло несколько дней, но луковица сидела и сидела в кастрюле и не торопилась расти.
Я взяла кухонный нож и стала рыхлить землю вокруг неё. За этим занятием меня застала бабушка.
– Танька, ты пошто цветочик портишь? Пошто камедишь? Тибя чёго тыды рагнуло? – возмутилась она.
– Я, бабушка, ничего не порчу, а жду, когда амариллис начнёт расти! – начала оправдываться я.
– Ноо! Дак ён без тибя не знат, што надоть делать! Камедная ты и непослухмяная! – заругалась бабуля и хотела ещё что-то сказать, но махнула рукой и пошла в закуток за печкой кормить куриц.
В закутке у нас стоял необыкновенный стол. На столешнице громоздились кастрюли, миски, тарелки.
А внизу, под столом зимой жили курицы. У них там был насест, кормушка.
Курятник папа сделал и тоненьких реечек, была и дверца, которая закрывалась на вертушок.
Как только бабушка зашла за занавеску в закуток, курицы заквохтали, зашумели, а она им что-то стала говорить тихим голосом.
В это время двери нашей избы распахнулись, и на порог ступил огромный старик с длинной седой бородой.
Из-под старой папахи на воротник тёмной кацавейки свисали длинные седые волосы.
Брови были такие лохматые, что скрывали глаза.
На нём были широченные брюки, заправленные в кирзовые сапоги.
Он неторопливо закрыл двери и сел на краешек лавки.
Я, стоя у окна ,оцепенела, разглядывая его. Руки от страха у меня сразу вспотели, а ноги задрожали.
« Неужели это к нам пришёл бабушкин дедко Тимоша, о котором она говорила несколько дней назад. Неужели он воскрес? Пришёл, чтобы помочь бабуле дом на прежнее место поставить, – подумала я и ещё больше испугалась.
– Деушка! Ты чёго так глядишь на миня? Кого спугаласе-то? Бабка-то твоя, Марья Стёпановна, где ходит? Али дома? – спросил он.
Голос у дедушки был громкий и густой с хрипотцой. От страха я не могла ему ответить. Слова у меня застряли в горле
.
« Точно дедко Тимоша, – подумала снова я, – И какой страшный! Только бы он бабулю не забрал!»
Я молчала. К счастью, бабуля услышала его слова и торопливо выскочила из закутка за печью.
– Любушка ты мой! Олёксей Тимофеёвич! Да как ето ты наладилсе до нас прибрести-то! – запричитала она.
– Ноо! Не причитай!.. Здорово, Марья Стёпановна! Со встречой! – вымолвил дедушко и громко захохотал.
« Ой! Как хорошо, что это бабушкин знакомый, ничего страшного не произойдёт, – с облегчением вздохнула я , – теперь они долго чай будут пить и разговаривать».
А бабушка и в самом деле подскочила к самовару и начала наливать воду в него , а сама без умолку радостно говорила, спрашивала и снова говорила.
Вся она преобразилась, помолодела. Глаза приобрели прежнюю синеву и сияли.
– Как ты, родимой, до нас-то добрёл? Така дорога неподъёмна от Самины-то! Как у тибя силушки-то хватило. Наверно, всю тяпшу разрыл, да ноги до крови растёр! Сымай, любушка, сапоги-то, пусь ноги сдохнут, а то ведь шают! – суетилась она.
– Да успокойсе, ты! Я ведь не всю дорогу-то ногамы шёл! У Никулиной грузовая подхватила, да до Гуляевского моста подбросила. Я ведь к вам завернул тибя увидеть, а сам-то иду до Запани. Хочу с Генёй поговорить! – объяснял дедушко.
– Да я видла ёго недавно, как магазин бродила. Такой жо рыжой, как и был, а кудрей-то поболе стало! Некуды прыткинска рыжина не денетце! … Как тибя дочи-то в таку дорогу старого спустила?
– А что я маленькой? Выстал, сказалсе и пошёл. Вото Геньки-то дисяток яиц к Паски несу в баули, – сказал он.
Только тут я заметила у лавки берёзовый кошель.
– Вото побуду у ёго в Запани Вербно воскрисеньё. Понаставляю на божий путь, поучу жизни и обратно в Самину покрадусе.
– Побыл бы и у нас-то! Нашли бы места! Топеря когды свидимсе! Може и никогды!
– Бох один, Маня, знат!... Я тибе кусочок хлебушка саминского принёс к Вербному воскрисенью.. У церквы постоял, помолилсе. Ето заместо просвирки будет, – и дедушко протянул бабушке кусок белого хлеба.
Бабушка громко с надрывом вздохнула, всхлипнула и обняла его.
– Ты одна памятка от моёго батюшки Олёксей Тимофеёвич, ёго единокровной братец, мой дядюшка любимой! Ён, Стёпан-то Тимофеёвич-то , празники, там, на Севере, наверно, и забыл. Карточку тута прислал. Совсим старой сделалсе! – и бабушка достала из-под постели конвертик с фотокарточкой.
Я осмелела и ушла в горницу, а бабушка с дедушкой Олёшей рассматривали снимок, пили чай и снова говорили и говорили.
Вечером дедушка Олёша, взяв свой кошель, пошёл к диспетчерской.
На поезде с вагонами он намеревался доехать до дальней Запани, где по его рассказам у обоя или реки жил его внук Геня, Геннадий Прыткин.
Бабушка вызвалась его проводить, а потом всё смотрела в сторону Запани и вздыхала. Молчала и думала о своём.
#изисториикрая #самино #запань