Сражавшийся в казематах крепости. О войне и судьбе Александра Махнача
Многие из читателей, безусловно помнят поэму Александра Твардовского «Василий Теркин», где есть такие проникновенные слова:
Бой идет святой и правый.
Бой идет не ради славы,
Ради жизни на земле. Это и о нем, девятнадцатилетнем лейтенанте Александре Махначе, уроженце деревни Заболотье Узденского района Минщины, принявшего в грозном июне 1941 года взвод 455-го стрелкового полка в Брестской крепости ( в крепость вместе с другими выпускниками училища он прибыл 18 июня 41-го(!) — Прим.авт.).
Из воспоминаний самого Махнача, тогда только-только окончившего Калинковичское пехотное училище:
21 июня 1941 года, суббота. Наш батальон возвращается с учебных занятий в старинную крепость над Бугом. Бойцы поют песню. А завтра нам не пришлось увидеть восход солнца. Небо вдруг почернело, земля застонала от страшных взрывов. фашисты под прикрытием артиллерии и авиации ворвались в крепость. Александр в ту ночь находился в казарме своего полка:
Взрывная волна ударила в раскрытую дверь, сбросила меня с дивана. Я увид ел, как в полумраке, в пыли осыпающейся штукатурки мечутся тени. И понял, что это мои красноармейцы в белье. Я не слышал собственного голоса и все же кричал: "Я — лейтенант Махнач! Слушай мою команду! В ружье!" Лейтенант Махнач вместе с другими немногими командирами (большинство из них, проживая на квартирах, так и не смогли пробиться в расположение полка — Прим.авт.) организовал оборону, расставляя пулеметчиков и стрелков. Весь день, 22 июня, его взвод отбивал атаки противника. Молодой офицер видел вокруг себя только смерть, кровь, гибель и впервые сам стрелял и убивал врагов.
23 июня бойцы 455 стрелкового полка обнаружили в своем расположении уцелевший склад боеприпасов, добыв новенькие, еще в заводском масле автоматы, а также и работоспособную радиостанцию. Это подняло настроение бойцов, но на все попытки связаться со своими отвечали... фашисты… Они похвалялись, что уже взяли Минск, а через неделю будут в Москве. Впоследствии Махнач рассказывал:
Мы, конечно, не верили гитлеровцам, но поняли, что Родине трудно и помощь к нам не придет… нам тут сражаться до последнего патрона. Раненные попросили вынести их из подвалов и дать оружие. Получив никак не ожидаемый отпор наших воинов и понеся значительные потери в первые же дни штурма крепости, немцы стали активнее применять артиллерию, минометы и авиацию, их самолеты даже сбрасывали на защитников крепости бочки с бензином и мазутом, поджигая их трассирующими пулями. И тогда едкий дым не давал нашим воинам дышать, выедал глаза, также фашисты засылали на территорию крепости переодетых в советскую форму своих лазутчиков и снайперов, стараясь выбить командный состав защитников.
И снова из воспоминаний Махнача:
Это было на второй день обороны. Я лежал среди развалин и вел огонь из автомата. Вдруг страшная боль пронзила мне левую ногу. Оглянувшись, я увидел, что по мне вел огонь «красноармеец» ... Прицельным огнем автомата уничтожил его. Убитый оказался переодетым немецким унтер-офицером. Рана Александра Махнача была очень тяжелой. Пуля прошла от пятки до колена: «…Я ползаю, ходить не могу…» Он уже не мог в полной мере сражаться и был отправлен в подвал, к раненым.
Особенно тяжелая обстановка в крепости была с продовольствием, которое неумолимо заканчивалось, еще хуже — с водой. По воспоминаниям Александра Махнача: Хоть и голодные, но без воды — никак. Пробовали прострелить из пистолета водопроводные трубы, но безрезультатно… Ночью делали вылазки к речке за водой, но мало кому удавалось ее принести, берега реки все время поливались пулями.
Воду в первую очередь в пулеметные кожухи доливали, а уж что оставалось — раненым. К вечеру немцы захватили казарму рядом с нами. Ночью смотрим: на втором этаже огоньки папирос — курят. Злость меня взяла. Завтра они по нам огонь сверху начнут вести. Соорудил я большущую связку гранат и с двумя красноармейцами через подвал забрался в здание. Рвануло так, что кирпичные своды вместе с немцами обрушились. Очнулся — меня мои бойцы трясут, а что кричат — не слышу. Из ушей кровь течет... Помнил Махнач и как враг по радио вел агитацию, чтобы красноармейцы убивали политруков и евреев, а сами сдавались в плен. «В ответ этому прозвучал приказ от командира к бойцу и от бойца к бойцу: «Подготовиться к бою!»
Во время сильной атаки врага 26 июня на участке 455-го полка сражались даже тяжело раненые и контуженые. В этот раз враг шел лавиной. Выполз из подвала в казарму и лейтенант Махнач. Первое, что увидел, был пулемет «максим» с заправленной лентой и рядом убитый пулеметчик. Махнач отодвинул тело красноармейца и взялся за рукоятки «максима».
«Враг вел на ходу огонь из автоматов и пули барабанили о щит пулемета. Мне побило руки и лицо брызгами расплавленного свинца». В его памяти остались набегавшие плотной цепью зеленые фигуры врагов и злой, торопливый рокот его пулемета. Затем последние силы оставили Махнача и лейтенант потерял сознание. Очнулся Александр Махнач в плену. Ему довелось пройти через страшные фашистские лагеря вплоть до освобождения, наступившее лишь в 1945 году.
Измученный нечеловеческим отношением гитлеровских лагерных надзирателей и обессиливший от болезней, голода и холода, Махнач еще долго, вплоть до 1947 года, находился на излечении и восстанавливал силы. Тяжело было ему и морально — земляки, дошедшие до Победы, вернулись с наградами, а у него...плен…
О плене Александр Махнач практически никогда не распространялся, лишь в конце жизненного пути поделился с сыном Максимом:
Я прямо за пулеметом и потерял сознание, просто провалился в темноту. Очнулся уже на немецком понтоне среди других пленных. Сперва с нами обходились более–менее по–человечески. Даже вернули нашим медикам инструменты, кое–какие лекарства, бинты, разрешили проводить операции. Это меня и спасло. А потом был лагерь неподалеку от Бреста. Из двенадцати тысяч пленных в нем выжило около трехсот. Почти не кормили — давали немного хлеба и воды. Начался тиф. Немцы боялись подходить к баракам. Каждый день наши выносили трупы, по ним охрана и считала, сколько живых осталось. Скоро у нас уже не было сил выносить всех умерших. Немцы же продолжали забрасывать нам за проволоку хлеб по своему счету. Так и спасли нас мертвые товарищи от голодной смерти. Потом нас перевозили под Ченстохов, там был филиал Майданека. Везли в товарных вагонах. Наши ребята припрятанной пилкой доски в полу прорезали и начали прыгать на ходу. Немцы спохватились. Всех выгнали из вагонов, заставили лечь лицом в землю. И вот идет офицер с пистолетом в руке, считает: «Айн, цвай, драй...» И пулю в затылок. Трижды приходилось так ложиться. Я лежал и думал: пусть бы уже счет на мне кончился, кончились бы и мучения. После войны я не то что говорить по–немецки, я слышать этот язык не мог! Потом, когда в Литературном институте в Москве учился, мне, как белорусу, разрешили вместо немецкого языка русский сдать. Так в моем дипломе и записано: иностранный язык — русский.
1 декабря 1944 года нас, около пятисот пленных офицеров, перевезли в концлагерь Везуви на границу с Голландией. Освободили нас канадцы. Подлечили, подкормили, дали возможность домой написать, а потом передали нашим. Письмо мое только через год домой пришло, проштампованное советской военной цензурой. Потому что все, кто в плену был, сразу же попадали под подозрение, нас «СМЕРШ» проверял. В Везуви карточки пленных сохранились, там и была прописана вся моя лагерная биография. И то, что в плен попал во время боя в бессознательном состоянии и что никаких «заслуг» перед лагерным начальством не имею. Так что фильтрацию я прошел, хоть и затянулась она. Вернули мне офицерское звание, восстановили в комсомоле. Возвратился домой, в родное Заболотье. Узнал, что мою мать немцы, когда отступали, сильно избили. Она не захотела снимать со стены фотокарточку. На ней я и мой старший брат Николай, оба в военной форме. Мы незадолго до войны сфотографировались. Николай в 1944–м с боевого вылета не вернулся. Мать долго после этого не прожила. Мне говорят, что я счастливый человек. Даже заглянул в третье тысячелетие. А ведь в крепости случались такие минуты, что хотелось хотя бы час продержаться, чтобы узнать, чем же закончится для нас бой. И не думалось мне тогда, что буду приезжать в Брест со своими детьми, внуками. Это уже значительно позже, когда видный советский писатель Сергей Смирнов, сам фронтовик, посвятивший себя и свое творчество после войны реабилитации героических защитников Брестской крепости, добьется возвращения им, павшим и живым, чести и достоинства, признания их высочайшего мужества и героизма. Они будут награждены и сами, и крепость станет «крепостью-героем». В 1957 году ордена Отечественной войны 2-й степени был удостоен и наш земляк Александр Махнач!
А тогда он в родных краях, на Узденщине, работал на скромной должности сельского библиотекаря, заочно обучаясь в Минском библиотечном техникуме. Именно на малой родине в Узденской районной газете «За советскую Родину» Александр Махнач и дебютировал как будущий писатель.
В 1953 году он переходит на работу в газету «Литература и искусство» и снова учится заочно, теперь в Московском литературном институте.
Тогда же, в 1954 году, благодаря Сергею Смирнову, Махнач вместе с другим защитником Брестской крепости Самвелом Матевосяном (на снимке) впервые после войны побывал на местах былых сражений. Вот как писал об этом Смирнов в своей книге «Герои Брестской крепости»:
…С глазами, полными слез, с необычайным душевным волнением они ходили по этим развалинам, там, где тринадцать лет назад пролилась их кровь, где они потеряли столько боевых товарищей, где они так много пережили. В 1960 году Александр Махнач окончил Литературный институт, его творчество, посвященное теме Великой Отечественной войны, было справедливо высоко оценено. Он стал членом Союза писателей СССР.
А его произведения — «Гавроши Брестской крепости», «Дети Крепости», «Люди границы» —являются рукотворным памятником ему как Человеку, Воину и Гражданину.
«…я, лейтенант Махнач…» Герой фильма - участник обороны Брестской крепости, писатель Алесь Махнач рассказывает о событиях накануне Великой Отечественной войны и ее первых днях. Авторы сценария – Максим Климкович, Владимир Степаненко Режиссер – Валерий Жигалко БТ, «Телефильм», 2001
из воспоминаний сына.. Когда документальный фильм «Я, лейтенант Махнач» вышел в эфир, мне на телевидение позвонила незнакомая женщина из Могилева. Рассказала о себе. Она жила до войны в Минске, встречалась с моим отцом — курсантом военного училища. До последнего времени знала о его судьбе лишь то, что перед самой войной лейтенант Махнач уехал служить в Брестскую крепость. Даже не надеялась, что он выжил. И вот увидела его на экране через 60 лет. Я зашел к отцу в гости, оставил ему записанный на листке номер телефона... И до сих пор не знаю, успел он позвонить той женщине или нет. Сложилось так, что тогда мы с отцом виделись в последний раз. Максим КЛИМКОВИЧ. источник ---
БлагоДарю за вашу поддержку, лайки, комментарии, то есть за совместное продвижение нашего района в Интернете.
Выток Нёмана. УЗДЗЕНШЧЫНА
Сражавшийся в казематах крепости. О войне и судьбе Александра Махнача
Многие из читателей, безусловно помнят поэму Александра Твардовского «Василий Теркин», где есть такие проникновенные слова:
Бой идет святой и правый.
Бой идет не ради славы,
Ради жизни на земле.
Это и о нем, девятнадцатилетнем лейтенанте Александре Махначе, уроженце деревни Заболотье Узденского района Минщины, принявшего в грозном июне 1941 года взвод 455-го стрелкового полка в Брестской крепости ( в крепость вместе с другими выпускниками училища он прибыл 18 июня 41-го(!) — Прим.авт.).
Из воспоминаний самого Махнача, тогда только-только окончившего Калинковичское пехотное училище:
21 июня 1941 года, суббота. Наш батальон возвращается с учебных занятий в старинную крепость над Бугом. Бойцы поют песню. А завтра нам не пришлось увидеть восход солнца. Небо вдруг почернело, земля застонала от страшных взрывов. фашисты под прикрытием артиллерии и авиации ворвались в крепость.
Александр в ту ночь находился в казарме своего полка:
Взрывная волна ударила в раскрытую дверь, сбросила меня с дивана. Я увид
ел, как в полумраке, в пыли осыпающейся штукатурки мечутся тени. И понял, что это мои красноармейцы в белье. Я не слышал собственного голоса и все же кричал: "Я — лейтенант Махнач! Слушай мою команду! В ружье!"
Лейтенант Махнач вместе с другими немногими командирами (большинство из них, проживая на квартирах, так и не смогли пробиться в расположение полка — Прим.авт.) организовал оборону, расставляя пулеметчиков и стрелков. Весь день, 22 июня, его взвод отбивал атаки противника. Молодой офицер видел вокруг себя только смерть, кровь, гибель и впервые сам стрелял и убивал врагов.
23 июня бойцы 455 стрелкового полка обнаружили в своем расположении уцелевший склад боеприпасов, добыв новенькие, еще в заводском масле автоматы, а также и работоспособную радиостанцию. Это подняло настроение бойцов, но на все попытки связаться со своими отвечали... фашисты… Они похвалялись, что уже взяли Минск, а через неделю будут в Москве. Впоследствии Махнач рассказывал:
Мы, конечно, не верили гитлеровцам, но поняли, что Родине трудно и помощь к нам не придет… нам тут сражаться до последнего патрона. Раненные попросили вынести их из подвалов и дать оружие.
Получив никак не ожидаемый отпор наших воинов и понеся значительные потери в первые же дни штурма крепости, немцы стали активнее применять артиллерию, минометы и авиацию, их самолеты даже сбрасывали на защитников крепости бочки с бензином и мазутом, поджигая их трассирующими пулями. И тогда едкий дым не давал нашим воинам дышать, выедал глаза, также фашисты засылали на территорию крепости переодетых в советскую форму своих лазутчиков и снайперов, стараясь выбить командный состав защитников.
И снова из воспоминаний Махнача:
Это было на второй день обороны. Я лежал среди развалин и вел огонь из автомата. Вдруг страшная боль пронзила мне левую ногу. Оглянувшись, я увидел, что по мне вел огонь «красноармеец» ... Прицельным огнем автомата уничтожил его. Убитый оказался переодетым немецким унтер-офицером.
Рана Александра Махнача была очень тяжелой. Пуля прошла от пятки до колена: «…Я ползаю, ходить не могу…» Он уже не мог в полной мере сражаться и был отправлен в подвал, к раненым.
Особенно тяжелая обстановка в крепости была с продовольствием, которое неумолимо заканчивалось, еще хуже — с водой. По воспоминаниям Александра Махнача:
Хоть и голодные, но без воды — никак. Пробовали прострелить из пистолета водопроводные трубы, но безрезультатно… Ночью делали вылазки к речке за водой, но мало кому удавалось ее принести, берега реки все время поливались пулями.
Помнил Махнач и как враг по радио вел агитацию, чтобы красноармейцы убивали политруков и евреев, а сами сдавались в плен. «В ответ этому прозвучал приказ от командира к бойцу и от бойца к бойцу: «Подготовиться к бою!»
Во время сильной атаки врага 26 июня на участке 455-го полка сражались даже тяжело раненые и контуженые. В этот раз враг шел лавиной. Выполз из подвала в казарму и лейтенант Махнач. Первое, что увидел, был пулемет «максим» с заправленной лентой и рядом убитый пулеметчик. Махнач отодвинул тело красноармейца и взялся за рукоятки «максима».
«Враг вел на ходу огонь из автоматов и пули барабанили о щит пулемета. Мне побило руки и лицо брызгами расплавленного свинца». В его памяти остались набегавшие плотной цепью зеленые фигуры врагов и злой, торопливый рокот его пулемета. Затем последние силы оставили Махнача и лейтенант потерял сознание. Очнулся Александр Махнач в плену. Ему довелось пройти через страшные фашистские лагеря вплоть до освобождения, наступившее лишь в 1945 году.
Измученный нечеловеческим отношением гитлеровских лагерных надзирателей и обессиливший от болезней, голода и холода, Махнач еще долго, вплоть до 1947 года, находился на излечении и восстанавливал силы. Тяжело было ему и морально — земляки, дошедшие до Победы, вернулись с наградами, а у него...плен…
О плене Александр Махнач практически никогда не распространялся, лишь в конце жизненного пути поделился с сыном Максимом:
Я прямо за пулеметом и потерял сознание, просто провалился в темноту. Очнулся уже на немецком понтоне среди других пленных. Сперва с нами обходились более–менее по–человечески. Даже вернули нашим медикам инструменты, кое–какие лекарства, бинты, разрешили проводить операции. Это меня и спасло.
А потом был лагерь неподалеку от Бреста. Из двенадцати тысяч пленных в нем выжило около трехсот. Почти не кормили — давали немного хлеба и воды. Начался тиф. Немцы боялись подходить к баракам. Каждый день наши выносили трупы, по ним охрана и считала, сколько живых осталось. Скоро у нас уже не было сил выносить всех умерших. Немцы же продолжали забрасывать нам за проволоку хлеб по своему счету. Так и спасли нас мертвые товарищи от голодной смерти.
Потом нас перевозили под Ченстохов, там был филиал Майданека. Везли в товарных вагонах. Наши ребята припрятанной пилкой доски в полу прорезали и начали прыгать на ходу. Немцы спохватились. Всех выгнали из вагонов, заставили лечь лицом в землю. И вот идет офицер с пистолетом в руке, считает: «Айн, цвай, драй...» И пулю в затылок. Трижды приходилось так ложиться. Я лежал и думал: пусть бы уже счет на мне кончился, кончились бы и мучения. После войны я не то что говорить по–немецки, я слышать этот язык не мог! Потом, когда в Литературном институте в Москве учился, мне, как белорусу, разрешили вместо немецкого языка русский сдать. Так в моем дипломе и записано: иностранный язык — русский.
1 декабря 1944 года нас, около пятисот пленных офицеров, перевезли в концлагерь Везуви на границу с Голландией. Освободили нас канадцы. Подлечили, подкормили, дали возможность домой написать, а потом передали нашим. Письмо мое только через год домой пришло, проштампованное советской военной цензурой. Потому что все, кто в плену был, сразу же попадали под подозрение, нас «СМЕРШ» проверял. В Везуви карточки пленных сохранились, там и была прописана вся моя лагерная биография. И то, что в плен попал во время боя в бессознательном состоянии и что никаких «заслуг» перед лагерным начальством не имею. Так что фильтрацию я прошел, хоть и затянулась она. Вернули мне офицерское звание, восстановили в комсомоле. Возвратился домой, в родное Заболотье. Узнал, что мою мать немцы, когда отступали, сильно избили. Она не захотела снимать со стены фотокарточку. На ней я и мой старший брат Николай, оба в военной форме. Мы незадолго до войны сфотографировались. Николай в 1944–м с боевого вылета не вернулся. Мать долго после этого не прожила.
Мне говорят, что я счастливый человек. Даже заглянул в третье тысячелетие. А ведь в крепости случались такие минуты, что хотелось хотя бы час продержаться, чтобы узнать, чем же закончится для нас бой. И не думалось мне тогда, что буду приезжать в Брест со своими детьми, внуками.
Это уже значительно позже, когда видный советский писатель Сергей Смирнов, сам фронтовик, посвятивший себя и свое творчество после войны реабилитации героических защитников Брестской крепости, добьется возвращения им, павшим и живым, чести и достоинства, признания их высочайшего мужества и героизма. Они будут награждены и сами, и крепость станет «крепостью-героем». В 1957 году ордена Отечественной войны 2-й степени был удостоен и наш земляк Александр Махнач!
А тогда он в родных краях, на Узденщине, работал на скромной должности сельского библиотекаря, заочно обучаясь в Минском библиотечном техникуме. Именно на малой родине в Узденской районной газете «За советскую Родину» Александр Махнач и дебютировал как будущий писатель.
В 1953 году он переходит на работу в газету «Литература и искусство» и снова учится заочно, теперь в Московском литературном институте.
Тогда же, в 1954 году, благодаря Сергею Смирнову, Махнач вместе с другим защитником Брестской крепости Самвелом Матевосяном (на снимке) впервые после войны побывал на местах былых сражений. Вот как писал об этом Смирнов в своей книге «Герои Брестской крепости»:
В 1960 году Александр Махнач окончил Литературный институт, его творчество, посвященное теме Великой Отечественной войны, было справедливо высоко оценено. Он стал членом Союза писателей СССР.
А его произведения — «Гавроши Брестской крепости», «Дети Крепости», «Люди границы» —являются рукотворным памятником ему как Человеку, Воину и Гражданину.
источник
---
«…я, лейтенант Махнач…»
Герой фильма - участник обороны Брестской крепости, писатель Алесь Махнач рассказывает о событиях накануне Великой Отечественной войны и ее первых днях.
Авторы сценария – Максим Климкович, Владимир Степаненко
Режиссер – Валерий Жигалко
БТ, «Телефильм», 2001
из воспоминаний сына..
Когда документальный фильм «Я, лейтенант Махнач» вышел в эфир, мне на телевидение позвонила незнакомая женщина из Могилева. Рассказала о себе. Она жила до войны в Минске, встречалась с моим отцом — курсантом военного училища. До последнего времени знала о его судьбе лишь то, что перед самой войной лейтенант Махнач уехал служить в Брестскую крепость. Даже не надеялась, что он выжил. И вот увидела его на экране через 60 лет. Я зашел к отцу в гости, оставил ему записанный на листке номер телефона... И до сих пор не знаю, успел он позвонить той женщине или нет. Сложилось так, что тогда мы с отцом виделись в последний раз.
Максим КЛИМКОВИЧ.
источник
---
https://ok.ru/video/c856742
Желающие могут подписаться на видеоканал "Исток Нёмана" здесь..