12 мая известному русскому писателю Николаю Переяслову исполняется 70 лет!
Николай ПЕРЕЯСЛОВ
Заметки из блокнота
«Я дышу — и значит, я люблю!..»
«Страна любви — великая страна», — написал когда-то Владимир Высоцкий, который мог бы сегодня отметить уже 80 с лишним лет, если бы не ушёл от нас в то олимпийское лето 1980 года. Это одна из лучших его песен, в которой нет разрыва между одинаково высокими уровнями качества поэтического текста, музыки и исполнения:
«Когда вода Всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов, из пены уходящего потока на берег тихо выбралась Любовь — и растворилась в воздухе до срока, а срока было — сорок сороков...
И чудаки — ещё такие есть — вдыхают полной грудью эту смесь, и ни наград не ждут, ни наказанья, — и, думая, что дышат просто так, они внезапно попадают в такт такого же — неровного — дыханья.
Я поля влюблённым постелю — пусть поют во сне и наяву!.. Я дышу, и значит — я люблю! Я люблю, и значит — я живу!..»
В подавляющем большинстве других песен Высоцкого их тексты вообще имеют с поэзией только самые формальные признаки родства — написание «в столбик», рифмованные окончания строчек да довольно расхлябанные поэтические размеры, усугублённые беглыми гласными (как в «Баньке по-белому») и орфографически неправильными простонародными выражениями.
По сути дела, песни Высоцкого следовало бы относить вовсе не к жанру поэзии, где они всегда будут находиться в роли этаких припёршихся из глухого села неотёсанных дальних родственников, а — к жанру музыкально-поэтического театра, так как практически все они — скорее, эдакие двух-трёхминутные мини-спектаклики, выстроенные с помощью рифмованных диалогов и монологов или же последовательного изложения сюжетной истории от третьего лица. С творениями Владимира Семёновича у меня давние и очень тесные взаимоотношения — я полюбил его песни и голос с самого первого прослушивания, поймав по старенькому радиоприёмнику «Рекорд» один из его первых концертов, который «крутил» в эфире кто-то из местных радиолюбителей. Не знаю, насколько это было распространено в других городах СССР, а в моём родном Донбассе радиолюбители были столь же многочисленны, как и голубятники, и создание собственных радиостанций было почти повальным увлечением. Собственно, созданием небольшой по мощности радиопередающей установки, главным элементом которой являлась катодная лампа 6П-3С, любовь непосредственно к радиоделу у многих этим и ограничивалась. Их простенькой аппаратуры вполне хватало для того, чтобы без всякой регистрации, самозвано выходить в эфир на средних волнах в районе 250 м, болтать с такими же радиолюбителями или тешить жителей городка трансляцией имеющихся под рукой магнитофонных записей. Левый край шкалы средних волн был буквально забит продирающимися сквозь трески и хрипы песнями «битлов», Высоцкого и завывающих под гитару блатными песнями местных авторов.
На протяжении более двух десятков лет Владимир Высоцкий был для меня главным кумиром, песни которого я мог слушать день и ночь подряд — до той самой поры, пока не начал ходить в храм, причащаться и читать Евангелие. Потому что, когда я спроецировал написанное моим кумиром на оставленные нам Спасителем заповеди, то с ужасом увидел, что среди них не существует практически ни одной, которую бы поэт так или иначе не переступил в своём песенном творчестве.
Кто знает, может быть, на Страшном Суде эта единственная песня Высоцкого о любви как раз и перевесит собой чашу всей сочинённой им ради красного словца еретической белиберды типа «Песни про непорочное зачатие, плотника Иосифа и святую деву Марию», сопровождающейся кошмарным для души всякого слушающего её человека припевом: «Смейся, смейся, сатана»? Потому что любовь — это самое весомое из того, что нам дано в этой жизни, и она способна искупить собой все наши самые страшные грехи.
«Я дышу — и, значит, я люблю! Я люблю — и, значит, я живу», — написал в своей лучшей песне так и не разлюбленный мною, несмотря на его еретические огрехи, Владимир Семёнович Высоцкий, и я повторяю вслед за ним эти строки, точно целительное заклинание, которое обещает мне впереди ещё долгие и счастливые годы настоящей любви.
Целебная сила литературы
На днях я ездил в кардиологическое отделение Института хирургии, где лежит в ожидании уже второй операции мой друг из города Старица Тверской области Виктор Хотулёв. Он сам хирург и всю жизнь спасал жизнь другим людям, а вот теперь довелось лечь на операционный стол и самому. Сердце. Из-за стрессов у него так забились аорты, что сквозь них уже почти не проходит кровь. А стрессы — это результат его работы в местной газете, которую он ведёт параллельно своей хирургической практике. Он там пишет обо всём и обо всех одну только правду, и нажил из-за этого множество врагов, которые украли у него в отместку машину, пишут на него начальству анонимки и делают кучу других гадостей, которые и привели его на больничную койку…
Но вот вам удивительный пример воздействия литературы на людские судьбы! Можно утверждать, что Виктор в буквальном смысле слова обязан своей жизнью книге Юрия Полякова «Козлёнок в молоке». Дело в том, что незадолго до начала первой операции ему на сердце он увидел в одном из телевизионных репортажей с празднования Юриного 50-летия информацию о об этом романе, и ему стало страшно досадно, что вот-де, мол, случись вдруг ему завтра умереть на операционном столе, а он так и не прочитает этого знаменитого произведения. И весь период подготовки к операции и во время неё он не переставал повторять про себя, как заклинание, своё желание: «Только бы мне выжить и прочитать “Козлёнка в молоке”, только бы мне прочитать “Козлёнка…”» Во время операции с ним случилась клиническая смерть, но мечта прочитать Юриного «Козлёнка» оказалась сильнее болезни, и ему удалось выкарабкаться.
Узнав обо всём этом, я срочно купил в магазине этот замечательный роман, поехал в «Литературную газету» и попросил, чтобы Юра поставил на книжке свой автограф Хотулёву, а потом съездил в больницу и передал Виктору книгу, подписанную Поляковым. Дай Бог, чтобы она помогла ему и при второй операции… * ________
* — Книга Юрия Полякова действительно помогла Виктору Хотулёву, и он счастливо перенёс свою вторую операцию. — Н.П.
Встреча с шаровой молнией
В журнале «Тайны звёзд» № 51 от 13 декабря 2017 года помещена небольшая статья о Михаиле Задорнове, в которой рассказывается о том, как однажды в детстве к нему в комнату залетел через открытую форточку светящийся огненный шар.
«Я завороженно смотрел на шаровую молнию, — говорил Задорнов. — Мне хотелось дотронуться до неё, но рука вдруг онемела. Сестра смотрела на меня в ужасе, мама застыла. И вдруг — раз! — и она вылетела. Наш громоотвод был сожжён напрочь. Потом мама рассказывала, что недалеко нашли мёртвую корову, убитую шаровой молнией. Некоторые говорили, что такая встреча очень серьёзна и ко многому обязывает… Мол, у человека, пережившего подобное, открываются особые способности…»
Читая эту статью, я вдруг отчётливо вспомнил одну любопытную историю, которую мне как-то уже в зрелом возрасте рассказывала моя мама. Речь шла о событии, которое происходило летом 1954 года, когда я был ещё совсем младенцем и спокойно лежал, посапывая, в своей люльке-кроватке.
Я родился 12 мая этого года, а значит, мне было тогда всего лишь два или три месяца. Жили мы тогда в большом хуторе, который имел название Восьмая группа, а позднее стал называться посёлком Щербакова. Находился он километрах в двух от города Красноармейска в Донецкой области Украины (сегодня этот город получил новое имя — Покровск) и, по сути, этот хутор является пригородом Красноармейска, особенно после того, как пустырь между городом и хутором застроили частными домами. Отец с мамой снимали в нём небольшую мазаную хатку у соседей, живших наискосок через широкую улицу от дома наших бабушки и дедушки. Улица эта носила имя Свободы, на ней ещё был колодец недалеко от дома дедушки с бабушкой. Разместиться в этом небольшом доме молодой семье с детьми (а, кроме меня, у моих родителей уже была ещё моя трёхлетняя сестра Танька) было весьма неудобно, так как в стариковском доме жил ещё младший брат моего отца Мишка с молодой женой Милей, а также постоянно толклась их сестра Любка со своими детьми, поэтому жить нам тогда приходилось в чужой мазанке поблизости с домом отцовых родителей, так что одну общую еду тогда на бабушкиной плите варили на всю нашу огромную семью.
Я же в те дни находился неподалёку от них — в маленьком домике напротив.
Тогда ещё во всю кипело лето, окно в мазанке было настежь распахнуто, и если бы я вдруг почему-то заплакал, то мама меня бы услышала и тут же прибежала…
В то время, о котором идёт речь, наша большая родня что-то делала возле ворот дедушкиного двора — то ли все рвали вишни на варенье, то ли провожали приходившую к ним в гости Любку с детворой. И в этот самый момент раздался какой-то неожиданный для ясного дня то ли непонятный треск, то ли раскат грома, и вслед за ним посреди широкой хуторской улицы в воздухе вдруг неизвестно откуда возник раскалённый огненный шар — это, как я теперь знаю, была шаровая молния, которая на какое-то время зависла на одном месте, словно оглядываясь вокруг и решая, куда ей дальше двинуться, — и тут она, по-видимому, «увидела» распахнутое на другой стороне улицы окно снимаемой нами хатки, за которым я спокойно спал в своей люльке. Тогда она на глазах у всех и поплыла к этому раскрытому настежь окну, а спустя несколько секунд перевалила через невысокий подоконник и исчезла внутри комнаты.
Онемев от неожиданности и ужаса, мама с бабушкой замерли на месте, уставившись в тёмный проём окна за дорогой. И вслед за этим все в дедушкином дворе вдруг услышали, как внутри домика напротив я огласил окрестности пронзительно громким криком. Наверное, я каким-то образом почувствовал появление рядом с собой этого полыхающего объекта (или же субъекта), и испуганно подал на всю улицу свой громкий голос.
Мама сорвалась с места и кинулась через дорогу к домику, но на половине пути увидела, как ослепительный шар вылетел из чердачного окна, взлетел над крышей хатки, а затем метнулся через забор в соседний двор и нырнул в стоявшую поблизости большую копну сена, приготовленную для коз и коров на предстоящую зиму. И там раздался громкий взрыв, разметавший во все стороны соседского сада клочья подсыхавшей травы…
Ворвавшись в домик, мама нашла меня живым и невредимым, хотя и громко ревущим. А отдышавшись и успокоившись, она увидела в коридоре открытый рядом с лестницей лаз, ведущий на чердак, и поняла, что, услышав мой истошный вопль, молния рванулась от моей коечки в коридор, взмыла оттуда через зияющий в потолке открытый люк на чердак, а из него через чердачное окно стремительно вылетела на улицу. Ну, а там она увидела стоявший перед ней стог свежего сена и закончила своё путешествие в его недрах…
Что хотела сообщить мне та заглянувшая летом 1954 года в мою комнатку шаровая молния, я, честно говоря, до сегодняшнего момента так и не понял, и никаких особых способностей за все эти годы я в себе не обнаружил, единственное — это тяга к поэзии, выразившаяся впоследствии в моём сочинении стихов. Но к этому меня могли подтолкнуть и широко раскинувшиеся вокруг нашего городка зелёные поля и степи с романтически плывущими через них тёмно-сизыми терриконами, казавшиеся мне пасущимися на горизонте мамонтами. Как бы то ни было, а тот слепящий огненный шар, что навестил меня на пороге моей зарождающейся жизни, наверное, был неким таинственным посланником какого-то параллельного (или потустороннего) мира, который направил его на эту хуторскую улицу, чтобы благословить меня на лежащую передо мной дорогу в будущее…
Десница Спиридона
В конце апреля в Москву привозили из Греции десницу святого Спиридона Тримифунтского, имеющего дар оказывать помощь в материальных нуждах, вот я и ходил в Свято-Данилов монастырь просить его о милости. Отстоял пять с половиной часов в невероятно длинной очереди, а потом не выдержал — и не вынеся болей в позвоночнике, махнул на всё рукой, вышел за монастырскую ограду и пошёл в сторону метро. Доковылял до угла монастырской стены и… вернулся обратно. Сколько шёл по улице — всё время двигался вдоль несметной людской очереди, так что, глядя на стоящих в самом её хвосте людей, волей-неволей подумалось: если даже эти последние надеются войти в храм и приложиться к деснице, то, что же тогда я этого не выдержал? Ведь я стоял уже почти у самого входа в собор…
Я вернулся на своё место в очереди (благо, мы там уже все друг друга запомнили за пять с лишним часов), и так легко мне стало, что даже боль в спине прошла. Я спокойно достоял ещё пару часов и потом приложился к святой Спиридоновой деснице, моля у него помощи в материальных делах. Понимаю, что надо думать больше о душе, но надо ведь как-то и жить! У меня растёт дочь, её надо одевать, возить на отдых и лечение. Бог должен всё это видеть и понимать. Иначе в кого же мне тогда верить и кого просить о помощи?..
Любить — это очень трудно…
В Союзе писателей России проходила секция Рождественских чтений, посвященная вере и словесности. Среди выступавших были В.Н. Крупин, Н.М. Коняев, В.А. Чалмаев, В.Ю. Троицкий и другие учёные и писатели.
Сильнее всего мне запомнилось страстное выступление руководителя миссионерского отдела Архангельской епархии о. Евгения Соколова, говорившего о полном непонимании большинством современных людей православной сути русских народных сказок. Так, например, он объяснил, что известная всем сказка про репку является не более и не менее как гимн православной соборности, так как для того, чтобы Кошка позвала на помощь Мышку, она должна была сначала смирить свою гордыню и попросить у Мышки прощения. В свою очередь Мышка должна была забыть все свои страхи и обиды, и простить Кошку. Только при выполнении таких условий они могли стать в один ряд и совершить единое общее дело. Главная мысль в сказке — та, что заслуги всех участников вытаскивания репки, независимо от приложенных каждым из них усилий (включая и Деда, и Бабу, и Внучку, и Жучку, и Кошку, и Мышку) абсолютно равны, и это иллюстрирует собой слова Христа о том, что у Бога нет работников первого часа и последнего часа, ибо для него важен результат их соборной деятельности.
Запомнилось также выступление профессора Троицкого, в котором он рассказал, как в одной из своих лекций процитировал студентам слова святого апостола Павла из Первого послания к коринфянам о сущности любви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (1 Кор., 13, 4-7), на что в притихшей аудитории вдруг раздался удивлённый голос одного из слушавших: «Профессор! А ведь любить — это так трудно!..»
Николай Владимирович Переяслов родился 12 мая 1954 года. Поэт, критик, прозаик, переводчик стихов национальных и зарубежных поэтов. Секретарь Правления Союза писателей России. Член Международной Ассоциации писателей и публицистов. Член Славянской литературной и артистической Академии в Варне (Болгария). Работал шахтёром в Донбассе, геологом в Забайкалье, журналистом в Тверской области, дворником в Санкт-Петербурге, директором Самарского отделения Литературного фонда России, помощником Мэра Москвы. Делегат 1-го Российского Литературного Собрания и встречи писателей с Президентом России Владимиром Владимировичем Путиным. Участник 1-й Международной поэтической конференции в Каире и 1-го Международного фестиваля поэзии стран Азии во Вьетнаме. Руководитель ряда творческих семинаров, совещаний и мастер-классов для молодых авторов. Давал рекомендации для вступления в Союз писателей России известному путешественнику, писателю и священнику Фёдору Конюхову; бывшему министру культуры РФ, а ныне помощнику Президента России – Владимиру Мединскому; активному писателю и общественному деятелю Захару Прилепину; православному самарскому протоиерею и писателю о. Николаю Агафонову (к сожалению, недавно скончавшемуся) и ряду других писателей. Автор порядка 50 книг, а также огромного количества публикаций в газетах и журналах России, Беларуси, Татарстана, Казахстана, Болгарии, США и других стран. Лауреат литературных премий им. Р. Гамзатова, М. Лермонтова, В. Хлебникова и других; победитель конкурса переводов тюркской поэзии «Ак Торна» и конкурса «Пророк Мухаммад – милость для миров», проводимого Советом муфтиев России. Награждён Почётной грамотой Министерства культуры Российской Федерации, медалью Министерства обороны РФ «За укрепление боевого содружества», медалью святого князя Даниила Московского, золотым знаком Абая Кунанбаева и другими наградами. Известная татарская поэтесса и переводчица Гульсира Гайнанова пишет: «Я обожаю переводы Николая Переяслова, у меня всегда мурашки по коже от того, насколько он умеет соткать атмосферу и настроение произведения. Я не читаю, я дышу этим воздухом, я ощущаю запахи и вижу все оттенки цвета, чувствую все нюансы переживаний, вижу картины, которые он живописует, как японский художник тонким касанием кисти. Он органичен, естественен в выражении не своих, но словно своих, эмоций и мыслей. Для меня среди переводчиков современной татарской поэзии Николай Переяслов – номер один...»
ЛИТЕРАТУРА. XXI век. МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА.
:Тамара Шикова (Коротеева)
12 мая известному русскому писателю Николаю Переяслову исполняется 70 лет!
Николай ПЕРЕЯСЛОВ
Заметки из блокнота
«Я дышу — и значит, я люблю!..»
«Страна любви — великая страна», — написал когда-то Владимир Высоцкий, который мог бы сегодня отметить уже 80 с лишним лет, если бы не ушёл от нас в то олимпийское лето 1980 года. Это одна из лучших его песен, в которой нет разрыва между одинаково высокими уровнями качества поэтического текста, музыки и исполнения:
«Когда вода Всемирного потопа
вернулась вновь в границы берегов,
из пены уходящего потока
на берег тихо выбралась Любовь —
и растворилась в воздухе до срока,
а срока было — сорок сороков...
И чудаки — ещё такие есть —
вдыхают полной грудью эту смесь,
и ни наград не ждут, ни наказанья, —
и, думая, что дышат просто так,
они внезапно попадают в такт
такого же — неровного — дыханья.
Я поля влюблённым постелю —
пусть поют во сне и наяву!..
Я дышу, и значит — я люблю!
Я люблю, и значит — я живу!..»
В подавляющем большинстве других песен Высоцкого их тексты вообще имеют с поэзией только самые формальные признаки родства — написание «в столбик», рифмованные окончания строчек да довольно расхлябанные поэтические размеры, усугублённые беглыми гласными (как в «Баньке по-белому») и орфографически неправильными простонародными выражениями.
По сути дела, песни Высоцкого следовало бы относить вовсе не к жанру поэзии, где они всегда будут находиться в роли этаких припёршихся из глухого села неотёсанных дальних родственников, а — к жанру музыкально-поэтического театра, так как практически все они — скорее, эдакие двух-трёхминутные мини-спектаклики, выстроенные с помощью рифмованных диалогов и монологов или же последовательного изложения сюжетной истории от третьего лица. С творениями Владимира Семёновича у меня давние и очень тесные взаимоотношения — я полюбил его песни и голос с самого первого прослушивания, поймав по старенькому радиоприёмнику «Рекорд» один из его первых концертов, который «крутил» в эфире кто-то из местных радиолюбителей. Не знаю, насколько это было распространено в других городах СССР, а в моём родном Донбассе радиолюбители были столь же многочисленны, как и голубятники, и создание собственных радиостанций было почти повальным увлечением. Собственно, созданием небольшой по мощности радиопередающей установки, главным элементом которой являлась катодная лампа 6П-3С, любовь непосредственно к радиоделу у многих этим и ограничивалась. Их простенькой аппаратуры вполне хватало для того, чтобы без всякой регистрации, самозвано выходить в эфир на средних волнах в районе 250 м, болтать с такими же радиолюбителями или тешить жителей городка трансляцией имеющихся под рукой магнитофонных записей. Левый край шкалы средних волн был буквально забит продирающимися сквозь трески и хрипы песнями «битлов», Высоцкого и завывающих под гитару блатными песнями местных авторов.
На протяжении более двух десятков лет Владимир Высоцкий был для меня главным кумиром, песни которого я мог слушать день и ночь подряд — до той самой поры, пока не начал ходить в храм, причащаться и читать Евангелие. Потому что, когда я спроецировал написанное моим кумиром на оставленные нам Спасителем заповеди, то с ужасом увидел, что среди них не существует практически ни одной, которую бы поэт так или иначе не переступил в своём песенном творчестве.
Кто знает, может быть, на Страшном Суде эта единственная песня Высоцкого о любви как раз и перевесит собой чашу всей сочинённой им ради красного словца еретической белиберды типа «Песни про непорочное зачатие, плотника Иосифа и святую деву Марию», сопровождающейся кошмарным для души всякого слушающего её человека припевом: «Смейся, смейся, сатана»? Потому что любовь — это самое весомое из того, что нам дано в этой жизни, и она способна искупить собой все наши самые страшные грехи.
«Я дышу — и, значит, я люблю! Я люблю — и, значит, я живу», — написал в своей лучшей песне так и не разлюбленный мною, несмотря на его еретические огрехи, Владимир Семёнович Высоцкий, и я повторяю вслед за ним эти строки, точно целительное заклинание, которое обещает мне впереди ещё долгие и счастливые годы настоящей любви.
Целебная сила литературы
На днях я ездил в кардиологическое отделение Института хирургии, где лежит в ожидании уже второй операции мой друг из города Старица Тверской области Виктор Хотулёв. Он сам хирург и всю жизнь спасал жизнь другим людям, а вот теперь довелось лечь на операционный стол и самому. Сердце. Из-за стрессов у него так забились аорты, что сквозь них уже почти не проходит кровь. А стрессы — это результат его работы в местной газете, которую он ведёт параллельно своей хирургической практике. Он там пишет обо всём и обо всех одну только правду, и нажил из-за этого множество врагов, которые украли у него в отместку машину, пишут на него начальству анонимки и делают кучу других гадостей, которые и привели его на больничную койку…
Но вот вам удивительный пример воздействия литературы на людские судьбы! Можно утверждать, что Виктор в буквальном смысле слова обязан своей жизнью книге Юрия Полякова «Козлёнок в молоке». Дело в том, что незадолго до начала первой операции ему на сердце он увидел в одном из телевизионных репортажей с празднования Юриного 50-летия информацию о об этом романе, и ему стало страшно досадно, что вот-де, мол, случись вдруг ему завтра умереть на операционном столе, а он так и не прочитает этого знаменитого произведения. И весь период подготовки к операции и во время неё он не переставал повторять про себя, как заклинание, своё желание: «Только бы мне выжить и прочитать “Козлёнка в молоке”, только бы мне прочитать “Козлёнка…”» Во время операции с ним случилась клиническая смерть, но мечта прочитать Юриного «Козлёнка» оказалась сильнее болезни, и ему удалось выкарабкаться.
Узнав обо всём этом, я срочно купил в магазине этот замечательный роман, поехал в «Литературную газету» и попросил, чтобы Юра поставил на книжке свой автограф Хотулёву, а потом съездил в больницу и передал Виктору книгу, подписанную Поляковым. Дай Бог, чтобы она помогла ему и при второй операции… *
________
* — Книга Юрия Полякова действительно помогла Виктору Хотулёву, и он счастливо перенёс свою вторую операцию. — Н.П.
Встреча с шаровой молнией
В журнале «Тайны звёзд» № 51 от 13 декабря 2017 года помещена небольшая статья о Михаиле Задорнове, в которой рассказывается о том, как однажды в детстве к нему в комнату залетел через открытую форточку светящийся огненный шар.
«Я завороженно смотрел на шаровую молнию, — говорил Задорнов. — Мне хотелось дотронуться до неё, но рука вдруг онемела. Сестра смотрела на меня в ужасе, мама застыла. И вдруг — раз! — и она вылетела. Наш громоотвод был сожжён напрочь. Потом мама рассказывала, что недалеко нашли мёртвую корову, убитую шаровой молнией. Некоторые говорили, что такая встреча очень серьёзна и ко многому обязывает… Мол, у человека, пережившего подобное, открываются особые способности…»
Читая эту статью, я вдруг отчётливо вспомнил одну любопытную историю, которую мне как-то уже в зрелом возрасте рассказывала моя мама. Речь шла о событии, которое происходило летом 1954 года, когда я был ещё совсем младенцем и спокойно лежал, посапывая, в своей люльке-кроватке.
Я родился 12 мая этого года, а значит, мне было тогда всего лишь два или три месяца. Жили мы тогда в большом хуторе, который имел название Восьмая группа, а позднее стал называться посёлком Щербакова. Находился он километрах в двух от города Красноармейска в Донецкой области Украины (сегодня этот город получил новое имя — Покровск) и, по сути, этот хутор является пригородом Красноармейска, особенно после того, как пустырь между городом и хутором застроили частными домами. Отец с мамой снимали в нём небольшую мазаную хатку у соседей, живших наискосок через широкую улицу от дома наших бабушки и дедушки. Улица эта носила имя Свободы, на ней ещё был колодец недалеко от дома дедушки с бабушкой. Разместиться в этом небольшом доме молодой семье с детьми (а, кроме меня, у моих родителей уже была ещё моя трёхлетняя сестра Танька) было весьма неудобно, так как в стариковском доме жил ещё младший брат моего отца Мишка с молодой женой Милей, а также постоянно толклась их сестра Любка со своими детьми, поэтому жить нам тогда приходилось в чужой мазанке поблизости с домом отцовых родителей, так что одну общую еду тогда на бабушкиной плите варили на всю нашу огромную семью.
Я же в те дни находился неподалёку от них — в маленьком домике напротив.
Тогда ещё во всю кипело лето, окно в мазанке было настежь распахнуто, и если бы я вдруг почему-то заплакал, то мама меня бы услышала и тут же прибежала…
В то время, о котором идёт речь, наша большая родня что-то делала возле ворот дедушкиного двора — то ли все рвали вишни на варенье, то ли провожали приходившую к ним в гости Любку с детворой. И в этот самый момент раздался какой-то неожиданный для ясного дня то ли непонятный треск, то ли раскат грома, и вслед за ним посреди широкой хуторской улицы в воздухе вдруг неизвестно откуда возник раскалённый огненный шар — это, как я теперь знаю, была шаровая молния, которая на какое-то время зависла на одном месте, словно оглядываясь вокруг и решая, куда ей дальше двинуться, — и тут она, по-видимому, «увидела» распахнутое на другой стороне улицы окно снимаемой нами хатки, за которым я спокойно спал в своей люльке. Тогда она на глазах у всех и поплыла к этому раскрытому настежь окну, а спустя несколько секунд перевалила через невысокий подоконник и исчезла внутри комнаты.
Онемев от неожиданности и ужаса, мама с бабушкой замерли на месте, уставившись в тёмный проём окна за дорогой. И вслед за этим все в дедушкином дворе вдруг услышали, как внутри домика напротив я огласил окрестности пронзительно громким криком. Наверное, я каким-то образом почувствовал появление рядом с собой этого полыхающего объекта (или же субъекта), и испуганно подал на всю улицу свой громкий голос.
Мама сорвалась с места и кинулась через дорогу к домику, но на половине пути увидела, как ослепительный шар вылетел из чердачного окна, взлетел над крышей хатки, а затем метнулся через забор в соседний двор и нырнул в стоявшую поблизости большую копну сена, приготовленную для коз и коров на предстоящую зиму. И там раздался громкий взрыв, разметавший во все стороны соседского сада клочья подсыхавшей травы…
Ворвавшись в домик, мама нашла меня живым и невредимым, хотя и громко ревущим. А отдышавшись и успокоившись, она увидела в коридоре открытый рядом с лестницей лаз, ведущий на чердак, и поняла, что, услышав мой истошный вопль, молния рванулась от моей коечки в коридор, взмыла оттуда через зияющий в потолке открытый люк на чердак, а из него через чердачное окно стремительно вылетела на улицу. Ну, а там она увидела стоявший перед ней стог свежего сена и закончила своё путешествие в его недрах…
Что хотела сообщить мне та заглянувшая летом 1954 года в мою комнатку шаровая молния, я, честно говоря, до сегодняшнего момента так и не понял, и никаких особых способностей за все эти годы я в себе не обнаружил, единственное — это тяга к поэзии, выразившаяся впоследствии в моём сочинении стихов. Но к этому меня могли подтолкнуть и широко раскинувшиеся вокруг нашего городка зелёные поля и степи с романтически плывущими через них тёмно-сизыми терриконами, казавшиеся мне пасущимися на горизонте мамонтами. Как бы то ни было, а тот слепящий огненный шар, что навестил меня на пороге моей зарождающейся жизни, наверное, был неким таинственным посланником какого-то параллельного (или потустороннего) мира, который направил его на эту хуторскую улицу, чтобы благословить меня на лежащую передо мной дорогу в будущее…
Десница Спиридона
В конце апреля в Москву привозили из Греции десницу святого Спиридона Тримифунтского, имеющего дар оказывать помощь в материальных нуждах, вот я и ходил в Свято-Данилов монастырь просить его о милости. Отстоял пять с половиной часов в невероятно длинной очереди, а потом не выдержал — и не вынеся болей в позвоночнике, махнул на всё рукой, вышел за монастырскую ограду и пошёл в сторону метро. Доковылял до угла монастырской стены и… вернулся обратно. Сколько шёл по улице — всё время двигался вдоль несметной людской очереди, так что, глядя на стоящих в самом её хвосте людей, волей-неволей подумалось: если даже эти последние надеются войти в храм и приложиться к деснице, то, что же тогда я этого не выдержал? Ведь я стоял уже почти у самого входа в собор…
Я вернулся на своё место в очереди (благо, мы там уже все друг друга запомнили за пять с лишним часов), и так легко мне стало, что даже боль в спине прошла. Я спокойно достоял ещё пару часов и потом приложился к святой Спиридоновой деснице, моля у него помощи в материальных делах. Понимаю, что надо думать больше о душе, но надо ведь как-то и жить! У меня растёт дочь, её надо одевать, возить на отдых и лечение. Бог должен всё это видеть и понимать. Иначе в кого же мне тогда верить и кого просить о помощи?..
Любить — это очень трудно…
В Союзе писателей России проходила секция Рождественских чтений, посвященная вере и словесности. Среди выступавших были В.Н. Крупин, Н.М. Коняев, В.А. Чалмаев, В.Ю. Троицкий и другие учёные и писатели.
Сильнее всего мне запомнилось страстное выступление руководителя миссионерского отдела Архангельской епархии о. Евгения Соколова, говорившего о полном непонимании большинством современных людей православной сути русских народных сказок. Так, например, он объяснил, что известная всем сказка про репку является не более и не менее как гимн православной соборности, так как для того, чтобы Кошка позвала на помощь Мышку, она должна была сначала смирить свою гордыню и попросить у Мышки прощения. В свою очередь Мышка должна была забыть все свои страхи и обиды, и простить Кошку. Только при выполнении таких условий они могли стать в один ряд и совершить единое общее дело. Главная мысль в сказке — та, что заслуги всех участников вытаскивания репки, независимо от приложенных каждым из них усилий (включая и Деда, и Бабу, и Внучку, и Жучку, и Кошку, и Мышку) абсолютно равны, и это иллюстрирует собой слова Христа о том, что у Бога нет работников первого часа и последнего часа, ибо для него важен результат их соборной деятельности.
Запомнилось также выступление профессора Троицкого, в котором он рассказал, как в одной из своих лекций процитировал студентам слова святого апостола Павла из Первого послания к коринфянам о сущности любви: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; всё покрывает, всему верит, всего надеется, всё переносит» (1 Кор., 13, 4-7), на что в притихшей аудитории вдруг раздался удивлённый голос одного из слушавших: «Профессор! А ведь любить — это так трудно!..»
Николай Владимирович Переяслов родился 12 мая 1954 года. Поэт, критик, прозаик, переводчик стихов национальных и зарубежных поэтов. Секретарь Правления Союза писателей России. Член Международной Ассоциации писателей и публицистов. Член Славянской литературной и артистической Академии в Варне (Болгария).
Работал шахтёром в Донбассе, геологом в Забайкалье, журналистом в Тверской области, дворником в Санкт-Петербурге, директором Самарского отделения Литературного фонда России, помощником Мэра Москвы.
Делегат 1-го Российского Литературного Собрания и встречи писателей с Президентом России Владимиром Владимировичем Путиным.
Участник 1-й Международной поэтической конференции в Каире и 1-го Международного фестиваля поэзии стран Азии во Вьетнаме.
Руководитель ряда творческих семинаров, совещаний и мастер-классов для молодых авторов. Давал рекомендации для вступления в Союз писателей России известному путешественнику, писателю и священнику Фёдору Конюхову; бывшему министру культуры РФ, а ныне помощнику Президента России – Владимиру Мединскому; активному писателю и общественному деятелю Захару Прилепину; православному самарскому протоиерею и писателю о. Николаю Агафонову (к сожалению, недавно скончавшемуся) и ряду других писателей.
Автор порядка 50 книг, а также огромного количества публикаций в газетах и журналах России, Беларуси, Татарстана, Казахстана, Болгарии, США и других стран.
Лауреат литературных премий им. Р. Гамзатова, М. Лермонтова, В. Хлебникова и других; победитель конкурса переводов тюркской поэзии «Ак Торна» и конкурса «Пророк Мухаммад – милость для миров», проводимого Советом муфтиев России.
Награждён Почётной грамотой Министерства культуры Российской Федерации, медалью Министерства обороны РФ «За укрепление боевого содружества», медалью святого князя Даниила Московского, золотым знаком Абая Кунанбаева и другими наградами.
Известная татарская поэтесса и переводчица Гульсира Гайнанова пишет: «Я обожаю переводы Николая Переяслова, у меня всегда мурашки по коже от того, насколько он умеет соткать атмосферу и настроение произведения. Я не читаю, я дышу этим воздухом, я ощущаю запахи и вижу все оттенки цвета, чувствую все нюансы переживаний, вижу картины, которые он живописует, как японский художник тонким касанием кисти. Он органичен, естественен в выражении не своих, но словно своих, эмоций и мыслей. Для меня среди переводчиков современной татарской поэзии Николай Переяслов – номер один...»