Два кузнечика зеленых в траве, насупившись, сидят. Над ними синие туманы во все стороны летят. Под ними красные цветочки и золотые лопухи… Два кузнечика зеленых пишут белые стихи.
Они перышки макают в облака и молоко, Чтобы белые их строчки было видно далеко, И в затылках дружно чешут, каждый лапкой шевелит, Но заглядывать в работу один другому не велит.
К ним бежит букашка божья, бедной барышней бежит, Но у них к любви и ласкам что-то сердце не лежит. К ним и прочие соблазны подбираются, тихи, Но кузнечики не видят — пишут белые стихи.
Снег их бьёт, жара их мучит, мелкий дождичек кропит, Шар земной на повороте отвратительно скрипит… Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой Прорастает неизменно вещий смысл работы той, И сквозь всякие обиды пробиваются в века Хлеб (поэма), жизнь (поэма), ветка тополя (строка)…(Б.Окуджава)
Два кузнечика зеленых в траве, насупившись, сидят.
Над ними синие туманы во все стороны летят.
Под ними красные цветочки и золотые лопухи…
Два кузнечика зеленых пишут белые стихи.
Они перышки макают в облака и молоко,
Чтобы белые их строчки было видно далеко,
И в затылках дружно чешут, каждый лапкой шевелит,
Но заглядывать в работу один другому не велит.
К ним бежит букашка божья, бедной барышней бежит,
Но у них к любви и ласкам что-то сердце не лежит.
К ним и прочие соблазны подбираются, тихи,
Но кузнечики не видят — пишут белые стихи.
Снег их бьёт, жара их мучит, мелкий дождичек кропит,
Шар земной на повороте отвратительно скрипит…
Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой
Прорастает неизменно вещий смысл работы той,
И сквозь всякие обиды пробиваются в века
Хлеб (поэма), жизнь (поэма), ветка тополя (строка)…(Б.Окуджава)