ЧУЖОЙ ВЗГЛЯД (1)
Автор Татьяна Дивергент
Риэлтер Ксения показывала клиентке студию. В другой ситуации она задалась бы вопросом – зачем эта молодая девушка, скромно одетая и явно не принадлежащая к «золотой молодежи», замахнулась на такой вариант? Ей подошло бы что попроще. Если ориентироваться на внешний вид – однокомнатная хрущевка на окраине.
Но история Марии Климовой в те месяцы была на слуху, так что вопросов не возникало. Ксении хотелось одного – чтобы клиентка держалась и не сорвалась до той поры, когда нужно будет подписывать документы. Чтобы все прошло гладко. А то заляжет эта Маша опять в психиатрическую клинику – и прощай, сделка...
С другой стороны, Ксения знала, на что нужно упирать в разговоре с клиенткой.Ни на всякие удобства и финтифлюшки, упаси Бог. Тут нужно совсем другое.
Во-первых, у этого дома – как вы могли заметить – своя огороженная территория, – говорила Ксения, – Посторонних здесь в принципе не бывает. Охранник дежурит круглосуточно. А в подъезде – еще и консьерж сидит. Вы выбрали пятый этаж – так что в окно никто не заглянет. Ну и, конечно, вы без труда сможете обеспечить дополнительные меры защиты. Железную дверь поставите, сигнализацию подключите... Да и с окнами – если на то пошло – никто не мешает вам установить решетки. Просто для перестраховки...
Можно было подумать, что Ксения вполне понимает клиентку и сочувствует ей. Хотя в душе риэлтер думала, что Мария окончательно «поехала». Конечно, после того, что она пережила – это немудрено. И все же хорошо, что их общение будет кратким. Не так уж приятно находиться рядом с людьми, которые пребывают в явном неадеквате.
Да, вот еще, – вспомнила Ксения, – На первом этаже – небольшой продовольственный магазин. Я такие называю: «Если забыла что-то купить». То есть, обычно я затариваюсь в супермаркете, но бывает, что по дороге домой, вспоминаю – забыла взять сахар или кофе...Или спички... Не возвращаться же назад... И тогда я заглядываю в магазинчик возле дома. Выбор там небольшой, но базовые продукты есть. Так что, если вы не захотите никуда выходить, сможете спуститься на лифте, набрать еды и снова подняться к себе.
Мария слабо улыбнулась. Это была ее первая улыбка за все время общения, и Ксения подумала, что сделала удачный ход. Надо только контролировать себя, чтобы во взглядах, которые она невольно бросала на девушку, не чувствовалась жалость.
Мария была до болезненности худа, а одета....Мама дорогая, как она была одета...Наверное, лет тридцать назад такие вещи надевали особо скромные учительницы. Синяя юбка почти до щиколоток, светлая блузка - и кофта «бабушкиной вязки», бесформенная, с крупными гладкими пластмассовыми пуговицами. На ногах у Марии – кроссовки, на лице – полное отсутствие макияжа. Но волосы при этом выкрашены «под блондинку». Красила их Мария явно не в салоне, а сама – ни один мастер так не сожжет шевелюру, под этот мертвенно-белый цвет. Причем у корней волосы уже отрастают...
Ксения вздохнула – надо помнить, сколько у клиентки денег, а не пялиться на это чучело огородное.
Ну как вам? – спросила риэлтер, «надев» сияющую улыбку.
Ксения стояла посреди пустой светлой комнаты, и разводила руками, как бы призывая клиентку оценить все это великолепие.
Мария подошла к окну. Она увидела как охранник остановил машину, которая хотела проехать во двор.
Я покупаю, – сказала Мария.
...Необходимые документы были оформлены быстро. Хозяин съемной квартиры, где прежде жила Мария, простился с ней с явной неохотой. Девушка оставила жилье в безукоризненном порядке. И платила она всегда вовремя... И тихой была, как мышка – ни одной жалобы от соседей. С другой стороны – он все понимал.
Если у вас есть подруга, такая же, как вы – порекомендуйте ей поселиться у меня. Я даже согласен год не повышать оплату...
Мария кивнула, сделав вид, что оценила шутливое предложение. И подумала про себя, что Боже упаси - иметь знакомую со схожей судьбой. И сама она квартирой этой была не так уж довольна. Хорошие соседи – спору нет, но верхний, девятый этаж...
Мария на балкон выходить боялась, ей все казалось, что вот сейчас с крыши кто-нибудь спустится.
Хотя это глупости... Александр не какой-нибудь супер-герой, способный на каскадерские трюки. Она преувеличивает его возможности, потому что у нее психология жертвы. По латыни «жертва» – «виктима». Право, это слово могло бы стать вторым именем Марии.
Валерий Константинович говорит, что это пройдет. Нужно только не подгонять себя. Не твердить себе, что нужно выздороветь за определенное время.
Душевные раны слишком глубоки, – говорит он, - «Шрамы» от них останутся, это без сомнения. Но мы постараемся сделать их как можно менее заметными, чтобы они не мешали вам жить. Получать радость от жизни.
Насчет радости – это совсем уже смешно. Мария не надеется, что им с психотерапевтом удастся продвинуться так далеко. Пока они работают со страхами. Но есть вещи, о которых Мария не расскажет даже врачу. Потому что ей стыдно.
Например, она завела кошку. Подобрала истощенную дворовую кошку, которая готова была с рычанием и урчанием есть подряд всё – даже условно съедобное. А главные страхи Марии – боязнь есть и пить – были в ту пору особенно сильными. Да что там – она куска в рот не могла положить. Всё боялась, что ей опять что-то подсыпали, подмешали – и начнутся эти адские галлюцинации. Она станет жить чужой жизнью, в каком-то иллюзорном мире, а проснется в знакомом подвале.
Поэтому кошку Мария назвала Пробой, и всем, что покупала в магазине, сначала угощала ее... И только потом уже, увидев, что кошка жива и здорова, ела сама.
За месяц Проба отъелась, хотя осталась столь же непереборчивой. Мария же привязалась к кошке, и теперь ей было стыдно за роль, которую она изначально отвела Пробе.
Мария стала покупать кошке пакетики с кормом, а себя заставляла есть через силу.
Мария понимала: продавщицы в магазинах думают, что она – с прибабахом. Протянет руку к бутылке с водой, а в последний момент вдруг передумает и возьмет другую бутылку – из заднего ряда. Полуфабрикаты вытаскивает с самого дня холодильного ларя. Яйца осматривает чуть ли не с лупой.
Как пел Высоцкий «Ну с сумасшедших что возьмешь...»
Хуже всего было то, что Мария знала – Александр в тюрьме и будет сидеть там еще долго. Так что он никак не может ей повредить. Но страх был иррационален. Он никуда не уходил.
Откровенной Мария могла быть с одним человеком на свете. И это - отнюдь не ее врач-психотерапевт.
Дочь Александра – Алина – сейчас жила в школе-интернате. Узнав, что Мария покупает квартиру, она обрадовалась.
Ты заберешь меня к себе?
Больше всего Марии хотелось сказать: «Да». Но она знала - это невозможно. Человеку, психика которого разрушена, не дадут на воспитание ребенка. Даже подростка в переходном возрасте. Особенно подростка в переходном возрасте.
Я буду к тебе часто приезжать, – пообещала Мария, – Каждые выходные.
Это было непросто – решиться выйти из квартиры, сесть такси, доехать до интерната... Но они с Алиной - «одна команда», они прошли через одни и те же испытания, и без слов понимали друг друга.
При этом Мария знала, что девочка более решительна, чем она сама, и может постоять за себя. .
Мария же – виктима. Навсегда.
Но история Марии Климовой в те месяцы была на слуху, так что вопросов не возникало. Ксении хотелось одного – чтобы клиентка держалась и не сорвалась до той поры, когда нужно будет подписывать документы. Чтобы все прошло гладко. А то заляжет эта Маша опять в психиатрическую клинику – и прощай, сделка...
С другой стороны, Ксения знала, на что нужно упирать в разговоре с клиенткой.Ни на всякие удобства и финтифлюшки, упаси Бог. Тут нужно совсем другое.
Во-первых, у этого дома – как вы могли заметить – своя огороженная территория, – говорила Ксения, – Посторонних здесь в принципе не бывает. Охранник дежурит круглосуточно. А в подъезде – еще и консьерж сидит. Вы выбрали пятый этаж – так что в окно никто не заглянет. Ну и, конечно, вы без труда сможете обеспечить дополнительные меры защиты. Железную дверь поставите, сигнализацию подключите... Да и с окнами – если на то пошло – никто не мешает вам установить решетки. Просто для перестраховки...
Можно было подумать, что Ксения вполне понимает клиентку и сочувствует ей. Хотя в душе риэлтер думала, что Мария окончательно «поехала». Конечно, после того, что она пережила – это немудрено. И все же хорошо, что их общение будет кратким. Не так уж приятно находиться рядом с людьми, которые пребывают в явном неадеквате.
Да, вот еще, – вспомнила Ксения, – На первом этаже – небольшой продовольственный магазин. Я такие называю: «Если забыла что-то купить». То есть, обычно я затариваюсь в супермаркете, но бывает, что по дороге домой, вспоминаю – забыла взять сахар или кофе...Или спички... Не возвращаться же назад... И тогда я заглядываю в магазинчик возле дома. Выбор там небольшой, но базовые продукты есть. Так что, если вы не захотите никуда выходить, сможете спуститься на лифте, набрать еды и снова подняться к себе.
Мария слабо улыбнулась. Это была ее первая улыбка за все время общения, и Ксения подумала, что сделала удачный ход. Надо только контролировать себя, чтобы во взглядах, которые она невольно бросала на девушку, не чувствовалась жалость.
Мария была до болезненности худа, а одета....Мама дорогая, как она была одета...Наверное, лет тридцать назад такие вещи надевали особо скромные учительницы. Синяя юбка почти до щиколоток, светлая блузка - и кофта «бабушкиной вязки», бесформенная, с крупными гладкими пластмассовыми пуговицами. На ногах у Марии – кроссовки, на лице – полное отсутствие макияжа. Но волосы при этом выкрашены «под блондинку». Красила их Мария явно не в салоне, а сама – ни один мастер так не сожжет шевелюру, под этот мертвенно-белый цвет. Причем у корней волосы уже отрастают...
Ксения вздохнула – надо помнить, сколько у клиентки денег, а не пялиться на это чучело огородное.
Ну как вам? – спросила риэлтер, «надев» сияющую улыбку.
Ксения стояла посреди пустой светлой комнаты, и разводила руками, как бы призывая клиентку оценить все это великолепие.
Мария подошла к окну. Она увидела как охранник остановил машину, которая хотела проехать во двор.
Я покупаю, – сказала Мария.
...Необходимые документы были оформлены быстро. Хозяин съемной квартиры, где прежде жила Мария, простился с ней с явной неохотой. Девушка оставила жилье в безукоризненном порядке. И платила она всегда вовремя... И тихой была, как мышка – ни одной жалобы от соседей. С другой стороны – он все понимал.
Если у вас есть подруга, такая же, как вы – порекомендуйте ей поселиться у меня. Я даже согласен год не повышать оплату...
Мария кивнула, сделав вид, что оценила шутливое предложение. И подумала про себя, что Боже упаси - иметь знакомую со схожей судьбой. И сама она квартирой этой была не так уж довольна. Хорошие соседи – спору нет, но верхний, девятый этаж...
Мария на балкон выходить боялась, ей все казалось, что вот сейчас с крыши кто-нибудь спустится.
Хотя это глупости... Александр не какой-нибудь супер-герой, способный на каскадерские трюки. Она преувеличивает его возможности, потому что у нее психология жертвы. По латыни «жертва» – «виктима». Право, это слово могло бы стать вторым именем Марии.
Валерий Константинович говорит, что это пройдет. Нужно только не подгонять себя. Не твердить себе, что нужно выздороветь за определенное время.
Душевные раны слишком глубоки, – говорит он, - «Шрамы» от них останутся, это без сомнения. Но мы постараемся сделать их как можно менее заметными, чтобы они не мешали вам жить. Получать радость от жизни.
Насчет радости – это совсем уже смешно. Мария не надеется, что им с психотерапевтом удастся продвинуться так далеко. Пока они работают со страхами. Но есть вещи, о которых Мария не расскажет даже врачу. Потому что ей стыдно.
Например, она завела кошку. Подобрала истощенную дворовую кошку, которая готова была с рычанием и урчанием есть подряд всё – даже условно съедобное. А главные страхи Марии – боязнь есть и пить – были в ту пору особенно сильными. Да что там – она куска в рот не могла положить. Всё боялась, что ей опять что-то подсыпали, подмешали – и начнутся эти адские галлюцинации. Она станет жить чужой жизнью, в каком-то иллюзорном мире, а проснется в знакомом подвале.
Поэтому кошку Мария назвала Пробой, и всем, что покупала в магазине, сначала угощала ее... И только потом уже, увидев, что кошка жива и здорова, ела сама.
За месяц Проба отъелась, хотя осталась столь же непереборчивой. Мария же привязалась к кошке, и теперь ей было стыдно за роль, которую она изначально отвела Пробе.
Мария стала покупать кошке пакетики с кормом, а себя заставляла есть через силу.
Мария понимала: продавщицы в магазинах думают, что она – с прибабахом. Протянет руку к бутылке с водой, а в последний момент вдруг передумает и возьмет другую бутылку – из заднего ряда. Полуфабрикаты вытаскивает с самого дня холодильного ларя. Яйца осматривает чуть ли не с лупой.
Как пел Высоцкий «Ну с сумасшедших что возьмешь...»
Хуже всего было то, что Мария знала – Александр в тюрьме и будет сидеть там еще долго. Так что он никак не может ей повредить. Но страх был иррационален. Он никуда не уходил.
Откровенной Мария могла быть с одним человеком на свете. И это - отнюдь не ее врач-психотерапевт.
Дочь Александра – Алина – сейчас жила в школе-интернате. Узнав, что Мария покупает квартиру, она обрадовалась.
Ты заберешь меня к себе?
Больше всего Марии хотелось сказать: «Да». Но она знала - это невозможно. Человеку, психика которого разрушена, не дадут на воспитание ребенка. Даже подростка в переходном возрасте. Особенно подростка в переходном возрасте.
Я буду к тебе часто приезжать, – пообещала Мария, – Каждые выходные.
Это было непросто – решиться выйти из квартиры, сесть такси, доехать до интерната... Но они с Алиной - «одна команда», они прошли через одни и те же испытания, и без слов понимали друг друга.
При этом Мария знала, что девочка более решительна, чем она сама, и может постоять за себя. .
Мария же – виктима. Навсегда.
Как известно, Литературный институт в стране один. Мария хотела поступить только туда – и никуда больше. Но её отговорили – фактически запретили - родители.
Ты не пройдешь по конкурсу, – убеждала мать, – Конечно, есть одержимые, которые по десять раз штурмуют ВГИК или ГИТИС, тратят на это не просто годы, а большой таки кусок своей жизни. Ты сейчас хочешь подписаться на то же самое. Но вспомни старый анекдот. Сын полковника спрашивает отца – может ли он, когда вырастет, стать капитаном? Майором? Полковником? Отец на все отвечает утвердительно. «А генералом?» – спрашивает мальчик. «Нет, сынок, – отвечает отец, – Потому что у генералов тоже есть свои дети».
Поверь, в таком элитном вузом будет то же самое. Платно мы с отцом тебя учить не осилим. А на бюджетные места в Литинститут поступят дети писателей или просто родителей, занимающих высокое положение.
Тебе несколько легче, чем другим – тем, кто хочет посвятить себя искусству. Актеру нужен театр или съемочная площадка. Балет – это жесткое многолетнее обучение, а потом сцена...Тебе же никто не мешает сочинять свои истории. Садись за компьютер – и вперед. Если есть талант – пробьешься, найдешь своих читателей....
Из-за этих слов «если у тебя есть талант» – Мария чувствовала, что мать не просто сомневается в ней, но надеется – дочь перерастет свою игру «в писательство», и станет «как все». Все дети рисуют, поют, танцуют, почти каждый в отрочестве сочиняет стихи. Но потом это проходит... Жизнь всех приводит к одному знаменателю.
Кто в романтической юности хотел стать бухгалтером? Или сидеть в регистратуре поликлиники и лаяться с больными? Или – Боже упаси – мыть полы в магазине?
Но приходит час – и та, что когда-то мечтала стать актрисой – сегодня сидит за бухгалтерским отчетом.
Это – жизнь.
И мать терпеливо ждала, что Мария «переболеет» писательством, как ветрянкой. Она не читала ни одного рассказа дочери, но с облегчением вздохнула, когда Маша, наконец, «вошла в разум» - решила не идти в Литературный, а подала документы в университет, на филфак.
Станет учительницей русского языка и литературы. На кусок хлеба заработает – педагогов всегда не хватает.
Мария поступила без всякого труда. Литература была ее страстью, и знала она предмет гораздо глубже, чем предписывала школьная программа. Но сам университет Марию разочаровал.
Их факультет был почти на сто процентов девчачьим. Кто-то поступил сюда лишь потому, что «не тянул» математику и другие точные науки, кому-то просто нравилось «книжки читать», кто-то видел себя учителем и только учителем. Мария же на занятиях нередко набрасывала новый рассказ или повесть. Когда звенел звонок – поднимала голову с отрешенным видом:
А какая лекция у нас сейчас была?
Естественно, при таком отношении к учебе оценки у нее были посредственные. Позади был первый курс, начались занятия на втором...Мария так и не обзавелась близкими подругами, ни один из педагогов не смог увлечь ее своим предметом. Лекции соответствовали программе, читались казенным языком, и не было в них того, от чего загорелись бы глаза.
Всё изменилось, когда в университете открылось литературное объединение «Слово». Об этом студентам сообщила преподавательница истории мировой литературы.
Ребята, вам очень повезло, – сказала Надежда Николаевна, обводя взглядом аудиторию, – Вести литобъединение будет Александр Троицкий – это известный, очень талантливый писатель. Наш ректор его уговорил. Я советую вам воспользоваться возможностью пообщаться с ним. Знаете, я в принципе далека от музыки, и вообще мне медведь на ухо наступил. Но когда я еще училась в школе, в музучилище в нашем городе, приехал выступать скрипач Игорь Ойстрах... Это был бесплатный концерт, вы бы видели – сколько натащили в зал стульев, люди и на полу сидели, и стояли – лишь бы услышать его игру... Я запомнила это на всю жизнь...
Так что даже если вы ничего не сочиняете – сходите на занятия, послушайте... Когда-нибудь будете рассказывать, что видели Троицкого, говорили с ним....
Надо ли упоминать, что переживала в те минуты Мария. Ей казалось, что именно за этим и привела ее судьба в университет. Возможность учиться у самого Троицкого – это дорогого стоило. Полыхнули черные глаза – и Мария опустила их, чтобы никто не заметил, что творится у нее в душе.
В день, когда должно было состояться первое занятие литературного объединения, девушка решила не уходить после лекций домой, а осталась ждать в университете. Забежала в столовую, где готовили настолько плохо, что есть тут решались, в основном, небрезгливые студенты биофака. За обсуждением увлекательной темы - «как правильно препарировать лягушек» – любую гадость схомячишь, не заметишь.
Мария выпила чашку «условного какао» с черствой булочкой, а потом битых два часа провела в полутемном коридоре первого этажа, ожидая, когда откроются «двери в рай» – в аудиторию, которую отдали литературному объединению.
...Вопреки уговорам Надежды Николаевны – к началу занятий пришли немногие. Провести вечер вне университетских стен оказалось перспективой куда более заманчивой. Из тех, кто подошел – Мария знала лишь пару девушек, они были с четвертого курса филфака. Остальные все – незнакомые, видимо, ребята с других факультетов, которые что-то сочиняли «для себя». Вместе с Марией набралось одиннадцать человек.
Ждали Троицкого, думали, что он вот-вот придет. А потом он отпер дверь аудитории изнутри и оказалось, что он все это время был здесь.
Мария не только читала его книги и восхищалась ими, она видела и его портрет. И не могла не отметить, что в жизни Троицкий выглядел совсем по-другому. Гораздо ниже ростом, чем представлялось ей, полнее, волосы уже начали редеть. Он был далеко не красавцем и, возможно, другие девушки испытывали разочарование. Те, кто заранее нарисовал себе романтический образ, отождествляя внешний облик писателя с его героями.
Для Марии же главным было то, что она сможет показать Троицкому написанное ею, услышит его оценку. Он творит те же волшебные миры, что и она, он живет в этих мирах, давно уже освоился в них... Он может и ей открыть те дороги, на которые она не решалась ступить сама, проведет ее по ним...
До сих пор Мария считала обычную жизнь серой и будничной – она не шла ни в какое сравнение с воображаемой. Но теперь всё будет по другому – девушка верила в это. Она ни с кем не могла обсуждать свое творчество. А ведь если бы распечатать то, что она уже написала – получилось бы несколько книг.
Да, это было ничуть не похоже на лекции в университете. Троицкий рассказывал студийцам о писателях и поэтах так живо, словно знал их лично (а в некоторых случаях так и было) Он погружал их в тайны истории, потому что сам объехал с фотоаппаратом старинные города. И теперь Троицкий показывал студийцам слайды, на которых были запечатлены средневековые темницы, древние монастыри, озера, о которых слагали легенды, места, где были убиты исторические деятели.
Вторая половина каждого занятия была посвящена разбору творчества студийцев. И вот тут Александр Троицкий сразу выделил Марию.
Вы - талант, – сказал он ей.
И другие согласились с ним, хотя Мария почувствовала легкую зависть со стороны девчонок. Ровесницы никогда не считали ее красивой, нередко Мария слышала о себе, что она - «со странностями»... И вдруг она обошла остальных!
С тех пор Троицкий не раз затевал игру. Он рассказывал студийцам один из своих замыслов, самое начало будущей книги и просил ребят придумать продолжение. Но смотрел при этом только на Марию. Она отличалась способностью за несколько минут сочинить историю – всегда увлекательную, многослойную, с неожиданными поворотами и непредсказуемым финалом. В этом ей не было равных.
Я хотел бы пригласить вас на индивидуальную консультацию, – сказал Троицкий Марии после того, как окончилось очередное занятие.
И, видя, что девушка смутилась, добавил поспешно:
У вас очень большие способности. Я хотел бы поговорить с вами о том, как нужно работать над книгой. Правда...я могу дать стоящие советы. Но в любом случае вас ждет признание – я в этом не сомневаюсь...
Хотя Мария была скрытным человеком, она в тот же вечер позвонила и поделилась со своей школьной подругой.
Ты знаешь, он пригласил меня в кафе...Ничего особенного, просто посидеть...
Ты пойдешь? – спросила Наташа, и с голосе ее чувствовалось сомнение.
А что?
Я могу ошибаться... Это можно проверить... Уточнить... Но он же сидел, твой писатель. Там какая-то темная история... Очень темная и мутная...
Ты не пройдешь по конкурсу, – убеждала мать, – Конечно, есть одержимые, которые по десять раз штурмуют ВГИК или ГИТИС, тратят на это не просто годы, а большой таки кусок своей жизни. Ты сейчас хочешь подписаться на то же самое. Но вспомни старый анекдот. Сын полковника спрашивает отца – может ли он, когда вырастет, стать капитаном? Майором? Полковником? Отец на все отвечает утвердительно. «А генералом?» – спрашивает мальчик. «Нет, сынок, – отвечает отец, – Потому что у генералов тоже есть свои дети».
Поверь, в таком элитном вузом будет то же самое. Платно мы с отцом тебя учить не осилим. А на бюджетные места в Литинститут поступят дети писателей или просто родителей, занимающих высокое положение.
Тебе несколько легче, чем другим – тем, кто хочет посвятить себя искусству. Актеру нужен театр или съемочная площадка. Балет – это жесткое многолетнее обучение, а потом сцена...Тебе же никто не мешает сочинять свои истории. Садись за компьютер – и вперед. Если есть талант – пробьешься, найдешь своих читателей....
Из-за этих слов «если у тебя есть талант» – Мария чувствовала, что мать не просто сомневается в ней, но надеется – дочь перерастет свою игру «в писательство», и станет «как все». Все дети рисуют, поют, танцуют, почти каждый в отрочестве сочиняет стихи. Но потом это проходит... Жизнь всех приводит к одному знаменателю.
Кто в романтической юности хотел стать бухгалтером? Или сидеть в регистратуре поликлиники и лаяться с больными? Или – Боже упаси – мыть полы в магазине?
Но приходит час – и та, что когда-то мечтала стать актрисой – сегодня сидит за бухгалтерским отчетом.
Это – жизнь.
И мать терпеливо ждала, что Мария «переболеет» писательством, как ветрянкой. Она не читала ни одного рассказа дочери, но с облегчением вздохнула, когда Маша, наконец, «вошла в разум» - решила не идти в Литературный, а подала документы в университет, на филфак.
Станет учительницей русского языка и литературы. На кусок хлеба заработает – педагогов всегда не хватает.
Мария поступила без всякого труда. Литература была ее страстью, и знала она предмет гораздо глубже, чем предписывала школьная программа. Но сам университет Марию разочаровал.
Их факультет был почти на сто процентов девчачьим. Кто-то поступил сюда лишь потому, что «не тянул» математику и другие точные науки, кому-то просто нравилось «книжки читать», кто-то видел себя учителем и только учителем. Мария же на занятиях нередко набрасывала новый рассказ или повесть. Когда звенел звонок – поднимала голову с отрешенным видом:
А какая лекция у нас сейчас была?
Естественно, при таком отношении к учебе оценки у нее были посредственные. Позади был первый курс, начались занятия на втором...Мария так и не обзавелась близкими подругами, ни один из педагогов не смог увлечь ее своим предметом. Лекции соответствовали программе, читались казенным языком, и не было в них того, от чего загорелись бы глаза.
Всё изменилось, когда в университете открылось литературное объединение «Слово». Об этом студентам сообщила преподавательница истории мировой литературы.
Ребята, вам очень повезло, – сказала Надежда Николаевна, обводя взглядом аудиторию, – Вести литобъединение будет Александр Троицкий – это известный, очень талантливый писатель. Наш ректор его уговорил. Я советую вам воспользоваться возможностью пообщаться с ним. Знаете, я в принципе далека от музыки, и вообще мне медведь на ухо наступил. Но когда я еще училась в школе, в музучилище в нашем городе, приехал выступать скрипач Игорь Ойстрах... Это был бесплатный концерт, вы бы видели – сколько натащили в зал стульев, люди и на полу сидели, и стояли – лишь бы услышать его игру... Я запомнила это на всю жизнь...
Так что даже если вы ничего не сочиняете – сходите на занятия, послушайте... Когда-нибудь будете рассказывать, что видели Троицкого, говорили с ним....
Надо ли упоминать, что переживала в те минуты Мария. Ей казалось, что именно за этим и привела ее судьба в университет. Возможность учиться у самого Троицкого – это дорогого стоило. Полыхнули черные глаза – и Мария опустила их, чтобы никто не заметил, что творится у нее в душе.
В день, когда должно было состояться первое занятие литературного объединения, девушка решила не уходить после лекций домой, а осталась ждать в университете. Забежала в столовую, где готовили настолько плохо, что есть тут решались, в основном, небрезгливые студенты биофака. За обсуждением увлекательной темы - «как правильно препарировать лягушек» – любую гадость схомячишь, не заметишь.
Мария выпила чашку «условного какао» с черствой булочкой, а потом битых два часа провела в полутемном коридоре первого этажа, ожидая, когда откроются «двери в рай» – в аудиторию, которую отдали литературному объединению.
...Вопреки уговорам Надежды Николаевны – к началу занятий пришли немногие. Провести вечер вне университетских стен оказалось перспективой куда более заманчивой. Из тех, кто подошел – Мария знала лишь пару девушек, они были с четвертого курса филфака. Остальные все – незнакомые, видимо, ребята с других факультетов, которые что-то сочиняли «для себя». Вместе с Марией набралось одиннадцать человек.
Ждали Троицкого, думали, что он вот-вот придет. А потом он отпер дверь аудитории изнутри и оказалось, что он все это время был здесь.
Мария не только читала его книги и восхищалась ими, она видела и его портрет. И не могла не отметить, что в жизни Троицкий выглядел совсем по-другому. Гораздо ниже ростом, чем представлялось ей, полнее, волосы уже начали редеть. Он был далеко не красавцем и, возможно, другие девушки испытывали разочарование. Те, кто заранее нарисовал себе романтический образ, отождествляя внешний облик писателя с его героями.
Для Марии же главным было то, что она сможет показать Троицкому написанное ею, услышит его оценку. Он творит те же волшебные миры, что и она, он живет в этих мирах, давно уже освоился в них... Он может и ей открыть те дороги, на которые она не решалась ступить сама, проведет ее по ним...
До сих пор Мария считала обычную жизнь серой и будничной – она не шла ни в какое сравнение с воображаемой. Но теперь всё будет по другому – девушка верила в это. Она ни с кем не могла обсуждать свое творчество. А ведь если бы распечатать то, что она уже написала – получилось бы несколько книг.
Да, это было ничуть не похоже на лекции в университете. Троицкий рассказывал студийцам о писателях и поэтах так живо, словно знал их лично (а в некоторых случаях так и было) Он погружал их в тайны истории, потому что сам объехал с фотоаппаратом старинные города. И теперь Троицкий показывал студийцам слайды, на которых были запечатлены средневековые темницы, древние монастыри, озера, о которых слагали легенды, места, где были убиты исторические деятели.
Вторая половина каждого занятия была посвящена разбору творчества студийцев. И вот тут Александр Троицкий сразу выделил Марию.
Вы - талант, – сказал он ей.
И другие согласились с ним, хотя Мария почувствовала легкую зависть со стороны девчонок. Ровесницы никогда не считали ее красивой, нередко Мария слышала о себе, что она - «со странностями»... И вдруг она обошла остальных!
С тех пор Троицкий не раз затевал игру. Он рассказывал студийцам один из своих замыслов, самое начало будущей книги и просил ребят придумать продолжение. Но смотрел при этом только на Марию. Она отличалась способностью за несколько минут сочинить историю – всегда увлекательную, многослойную, с неожиданными поворотами и непредсказуемым финалом. В этом ей не было равных.
Я хотел бы пригласить вас на индивидуальную консультацию, – сказал Троицкий Марии после того, как окончилось очередное занятие.
И, видя, что девушка смутилась, добавил поспешно:
У вас очень большие способности. Я хотел бы поговорить с вами о том, как нужно работать над книгой. Правда...я могу дать стоящие советы. Но в любом случае вас ждет признание – я в этом не сомневаюсь...
Хотя Мария была скрытным человеком, она в тот же вечер позвонила и поделилась со своей школьной подругой.
Ты знаешь, он пригласил меня в кафе...Ничего особенного, просто посидеть...
Ты пойдешь? – спросила Наташа, и с голосе ее чувствовалось сомнение.
А что?
Я могу ошибаться... Это можно проверить... Уточнить... Но он же сидел, твой писатель. Там какая-то темная история... Очень темная и мутная...
Вся беда Марии заключалась в том, что тогда, в ту пору – она ничего не хотела знать. Какая-то сила, что жила в ней самой, и определение которой она не смогла бы сформулировать, гнала ее вперед.
Так бывает в детстве – сидишь на уроке, и вдруг тебя неудержимо тянет бежать. Не останавливаясь, бежать и бежать, разогнать кро-вь, дать это чувство полета - растущему телу. И все бы на свете, кажется, отдала, чтобы сорваться из-за парты и нестись, все равно куда, уступая внутренней неодолимой потребности.
Так и Марии хотелось – сочинять, дать таланту расправить крылья, а не отодвигать его постоянно на задний план, в угоду тому, что все считают необходимым: хорошо учиться, выглядеть не хуже других девочек, присматривать себе парня, думать о карьере.
В конце концов, талант – это божественная одержимость, которой так трудно противостоять.
...И Мария пошла, пошла в это треклятое кафе. Маленькое, в полуподвальнике. Там подавали замечательный крепкий кофе, а выбор прочих блюд был совсем невелик. Или это тогда Марии так показалось? В минуты, когда она волновалась, когда решалось что-то для нее важное – она полностью теряла аппетит. Вот и в тот вечер – перед ней лежало на тарелочке пирожное, а она едва касалась его чайной ложечкой, и тут же снова клала ложку на стол.
Александр Троицкий сидел напротив и слушал ее с улыбкой. Нет, он вовсе не пытался напоить девушку – заказал по бокалу шампанского – и только. И Мария не испытала не малейших сомнений, когда пригубила его.... На новый год они с родителями могли выпить и больше.
Но это шампанское оказалось «волшебным». Марию понесло. Она рассказывала наставнику о своих замыслах, дав волю богатой фантазии. И Бог весть в какие миры уносило ее.
Много позже, уже перед судом, всю эту историю следователь разложил для нее «по полочкам».
Мария не сказала подруге, в какое кафе приглашена – просто не запомнила названия. А оно принадлежало знакомому Александра, и человек этот был весьма Троицкому обязан. В свое время писатель нанял для приятеля лучшего адвоката, и тот добился назначения не реального, а условного срока.
А потом Троицкий и денег другу ссудил.
Так что хозяин кафе готов был сделать для своего благодетеля что угодно. И полушутливая просьба подмешать в бокал девушки малую толику определенного вещества – его не смутила. Александр сказал, что Мария слишком серьезна, слишком закрепощена... А ему хочется, чтобы вечер прошел «приятно».
И еще Троицкий попросил старого друга никому не говорить, что они с девушкой сидели здесь за столиком в этот вечер.
Кафе, к счастью, было полупустым. Но даже если бы посетителей хватало, вряд ли кто-то обратил бы особое внимание на заурядную пару: мужчину средних лет и темноволосую девушку, которая что-то оживленно ему рассказывала.
Потом Троицкий сказал Марии, что отвезет ее домой. Но в машине девушка неожиданно заснула. А проснулась – в том самом подвале, который до сих пор снится ей по ночам.
Нет, писатель не был маньяком и не стремился получить девушку для утех.
Мария не сразу поняла, что от нее требуется. Сначала ей показалось, что Александр просто сошел с ума. Он начал нести какую-то околесицу о ее « огромном даре», который нужно развить, о долге перед людьми...
Ты будешь сидеть здесь и сочинять, – говорил он ей, – Тут тебя ничего не станет отвлекать...Ты напишешь лучшие свои книги – и вот тогда ты выйдешь отсюда, и всё у тебя будет – и слава, и признание, и деньги...Но самое главное – ты создашь такие вещи, что сама себе не поверишь.Ты будешь внутренне ахать и спрашивать себя: «Неужели это я все это написала?»
Хотя девушка и была напугана страстью, с которой Алекандр все это говорил, хотя и понимала, что здесь, в подвале, находится полностью в его власти – все же она долго не верила в серьезность происходящего – считала это или дурной шуткой, или каким-то горячечным бредом. В любом случае писателя можно было убедить отпустить ее – Мария не оставляла надежд на это.
Мои родители сойдут с ума...поднимут на ноги всех... меня будут искать... Я сказала подруге, что иду на встречу с вами, – она приводила все новые аргументы.
А Троицкий лишь улыбался ей, как неразумному ребенку.
Ее организм между тем требовал своего. Марии хотелось есть и пить, выплакавшись, она крепко засыпала на старом продавленном диване...
Троицкий не забывал приносить девушке еду. Если он и был в чем-то маниакально точен, то именно в этом. Кофе и тост – в семь часов утра, второе блюдо и большая чашка какао – в обед, пирожное и чай – вечером.
И часто, очень часто после еды на Марию накатывало уже знакомое чувство эйфории. Девушке казалось – она может совершить все, что угодно (только выбраться из этого подвала ей не по силам) Сначала Мария и тут пробовала сопротивляться – она догадывалась, что получает с едой какие-то сомнительные вещества, и это они дают подобный эффект.
Девушка отказывалась брать что-либо в рот, но вскоре поняла, что ей это не по силам. Голодать еще можно так-сяк, но терпеть жажду – было слишком мучительно.
Кроме того, Троицкий сумел незаметно внушить ей, что Марии нужно сделать свою работу. Когда она напишет все, что он захочет – он выпустит ее на волю.
И она сдалась. Покорно проглотив завтрак или обед, почувствовав прилив сил, и это сладкое чувство всемогущества – Мария садилась за маленький компьютер – и сочиняла, сочиняла... Даже узник в неволе может чем-то увлечься.
Другого развлечения у Марии тут не было – только собственная фантазия.
Троицкий очень внимательно относился к ее работе. Он не только читал все, что написала за день Мария, но и обсуждал с ней прочитанное. В результате рождались какие-то новые оттенки, новые повороты сюжета. И – девушка не могла не признать: если бы она жила обычной жизнью, вряд ли у нее хватило бы времени и целеустремленности сочинить все это.
Об одном не догадывалась она. Известный писатель в свое время загнал свой собственный талант как скаковую лошадь. Итогом стал жестокий творческий кризис, когда он уже не мог сочинить ни строчки, более того – испытывал настоящее отвращение к самому процессу.
Троицкий не пожелал связываться с «литературными неграми», хотя легко мог бы нанять кого-нибудь. Может, он не хотел, чтобы правда когда-нибудь всплыла наружу, а может, не подобрал человека достаточно талантливого, чтобы тот стал его «двойником». Вместо этого Троицкий предпочел получить «литературную рабыню». Все, что написала в заточении Мария, он после опубликовал под своим именем.
Так бывает в детстве – сидишь на уроке, и вдруг тебя неудержимо тянет бежать. Не останавливаясь, бежать и бежать, разогнать кро-вь, дать это чувство полета - растущему телу. И все бы на свете, кажется, отдала, чтобы сорваться из-за парты и нестись, все равно куда, уступая внутренней неодолимой потребности.
Так и Марии хотелось – сочинять, дать таланту расправить крылья, а не отодвигать его постоянно на задний план, в угоду тому, что все считают необходимым: хорошо учиться, выглядеть не хуже других девочек, присматривать себе парня, думать о карьере.
В конце концов, талант – это божественная одержимость, которой так трудно противостоять.
...И Мария пошла, пошла в это треклятое кафе. Маленькое, в полуподвальнике. Там подавали замечательный крепкий кофе, а выбор прочих блюд был совсем невелик. Или это тогда Марии так показалось? В минуты, когда она волновалась, когда решалось что-то для нее важное – она полностью теряла аппетит. Вот и в тот вечер – перед ней лежало на тарелочке пирожное, а она едва касалась его чайной ложечкой, и тут же снова клала ложку на стол.
Александр Троицкий сидел напротив и слушал ее с улыбкой. Нет, он вовсе не пытался напоить девушку – заказал по бокалу шампанского – и только. И Мария не испытала не малейших сомнений, когда пригубила его.... На новый год они с родителями могли выпить и больше.
Но это шампанское оказалось «волшебным». Марию понесло. Она рассказывала наставнику о своих замыслах, дав волю богатой фантазии. И Бог весть в какие миры уносило ее.
Много позже, уже перед судом, всю эту историю следователь разложил для нее «по полочкам».
Мария не сказала подруге, в какое кафе приглашена – просто не запомнила названия. А оно принадлежало знакомому Александра, и человек этот был весьма Троицкому обязан. В свое время писатель нанял для приятеля лучшего адвоката, и тот добился назначения не реального, а условного срока.
А потом Троицкий и денег другу ссудил.
Так что хозяин кафе готов был сделать для своего благодетеля что угодно. И полушутливая просьба подмешать в бокал девушки малую толику определенного вещества – его не смутила. Александр сказал, что Мария слишком серьезна, слишком закрепощена... А ему хочется, чтобы вечер прошел «приятно».
И еще Троицкий попросил старого друга никому не говорить, что они с девушкой сидели здесь за столиком в этот вечер.
Кафе, к счастью, было полупустым. Но даже если бы посетителей хватало, вряд ли кто-то обратил бы особое внимание на заурядную пару: мужчину средних лет и темноволосую девушку, которая что-то оживленно ему рассказывала.
Потом Троицкий сказал Марии, что отвезет ее домой. Но в машине девушка неожиданно заснула. А проснулась – в том самом подвале, который до сих пор снится ей по ночам.
Нет, писатель не был маньяком и не стремился получить девушку для утех.
Мария не сразу поняла, что от нее требуется. Сначала ей показалось, что Александр просто сошел с ума. Он начал нести какую-то околесицу о ее « огромном даре», который нужно развить, о долге перед людьми...
Ты будешь сидеть здесь и сочинять, – говорил он ей, – Тут тебя ничего не станет отвлекать...Ты напишешь лучшие свои книги – и вот тогда ты выйдешь отсюда, и всё у тебя будет – и слава, и признание, и деньги...Но самое главное – ты создашь такие вещи, что сама себе не поверишь.Ты будешь внутренне ахать и спрашивать себя: «Неужели это я все это написала?»
Хотя девушка и была напугана страстью, с которой Алекандр все это говорил, хотя и понимала, что здесь, в подвале, находится полностью в его власти – все же она долго не верила в серьезность происходящего – считала это или дурной шуткой, или каким-то горячечным бредом. В любом случае писателя можно было убедить отпустить ее – Мария не оставляла надежд на это.
Мои родители сойдут с ума...поднимут на ноги всех... меня будут искать... Я сказала подруге, что иду на встречу с вами, – она приводила все новые аргументы.
А Троицкий лишь улыбался ей, как неразумному ребенку.
Ее организм между тем требовал своего. Марии хотелось есть и пить, выплакавшись, она крепко засыпала на старом продавленном диване...
Троицкий не забывал приносить девушке еду. Если он и был в чем-то маниакально точен, то именно в этом. Кофе и тост – в семь часов утра, второе блюдо и большая чашка какао – в обед, пирожное и чай – вечером.
И часто, очень часто после еды на Марию накатывало уже знакомое чувство эйфории. Девушке казалось – она может совершить все, что угодно (только выбраться из этого подвала ей не по силам) Сначала Мария и тут пробовала сопротивляться – она догадывалась, что получает с едой какие-то сомнительные вещества, и это они дают подобный эффект.
Девушка отказывалась брать что-либо в рот, но вскоре поняла, что ей это не по силам. Голодать еще можно так-сяк, но терпеть жажду – было слишком мучительно.
Кроме того, Троицкий сумел незаметно внушить ей, что Марии нужно сделать свою работу. Когда она напишет все, что он захочет – он выпустит ее на волю.
И она сдалась. Покорно проглотив завтрак или обед, почувствовав прилив сил, и это сладкое чувство всемогущества – Мария садилась за маленький компьютер – и сочиняла, сочиняла... Даже узник в неволе может чем-то увлечься.
Другого развлечения у Марии тут не было – только собственная фантазия.
Троицкий очень внимательно относился к ее работе. Он не только читал все, что написала за день Мария, но и обсуждал с ней прочитанное. В результате рождались какие-то новые оттенки, новые повороты сюжета. И – девушка не могла не признать: если бы она жила обычной жизнью, вряд ли у нее хватило бы времени и целеустремленности сочинить все это.
Об одном не догадывалась она. Известный писатель в свое время загнал свой собственный талант как скаковую лошадь. Итогом стал жестокий творческий кризис, когда он уже не мог сочинить ни строчки, более того – испытывал настоящее отвращение к самому процессу.
Троицкий не пожелал связываться с «литературными неграми», хотя легко мог бы нанять кого-нибудь. Может, он не хотел, чтобы правда когда-нибудь всплыла наружу, а может, не подобрал человека достаточно талантливого, чтобы тот стал его «двойником». Вместо этого Троицкий предпочел получить «литературную рабыню». Все, что написала в заточении Мария, он после опубликовал под своим именем.
Самым тягостным моментом всегда было пробуждение. Если бы Троицкий позаботился о том, чтобы превратить подвал в некое подобие настоящей комнаты – Мария не воспринимала бы свое заточение столь остро. Но в этой норе лишнюю минуту провести не хотелось. А Марии пришлось здесь жить.
Иногда ей удавалось проспать до того момента, пока не открывалась с лязгающим звуком дверь и не входил Александр с тарелкой и чашкой.
Но гораздо чаще Мария пробуждалась – по собственным ощущениям – задолго до рассвета. И лежала, ожидая того момента, когда войдет ее тюремщик, включит свет и скажет, что пора вставать.
Старый диван был неудобным, продавленным, весь в ямах, одеяло оказалось тонким – оно не спасало ни от сырости, ни от холода. А если бы Мария не просила время от времени сменить ей постельное белье – Троицкий и не подумал бы об этом.
Кофе, который он приносил Марии, был крепким до горечи, она еще долго держалась во рту. А тост почти всегда оказывался остывшим, сухим и жевать его было трудно. Мария придумывала размачивать его в кофе.
Что у нас сегодня по плану? – спрашивал Троицкий, пока она завтракала.
Каждый день Мария должна была написать не меньше главы. Часто она делала и больше – просто потому, что творчество помогало ей отвлечься, не впасть в отчаяние. Если бы у нее был интернет! Но она даже не заикалась об этом, понимая, что Александр ни за что не пустит ее во всемирную паутину – ведь тогда она легко сможет подать близким весточку о себе.
Девушка пробовала торговаться со своим похитителем:
Скажите моим родителям, что я жива! Мне очень важно, чтобы они это знали. Если с ними что-нибудь случится от горя – мне незачем станет жить, и наша договоренность потеряет всякий смысл...
Как же она ненавидела эту его улыбку – Троицкий смотрел на Марию так, будто рядом с ним был несмышленый ребенок. Улыбался и отрицательно покачивал головой:
Я не изменю своих условий. И не сомневаюсь, что желание жить одержит верх в тебе – ты захочешь отсюда выбраться, не смотря ни на что... Живы будут твои родители, или нет... И вот еще что. Постарайся делать в главах поменьше описаний и вводи побольше диалогов. Современные читатели не такие, какие были в девятнадцатом веке – им эти длинные описания скучны, они называют их «водой». Тексты должны быть плотные, не водянистые. И добавляй юмор...
Вы считаете, у меня тут есть повод шутить?
... Мария проводила за компьютером много времени. При этом она всегда опасалась, что в такой сырости с ним что-нибудь случится, проводка закоротит или еще что. Троицкий, конечно, принесет ей новый, но на какое-то время она останется наедине с четырьмя стенами
Ужасно было дышать этим застоявшимся воздухом, спать на влажных несвежих простынях, почти все время чувствовать себя грязной. В подвале был устроен примитивный санузел, но о том, чтобы толком вымыться, тут и речи идти не могло. Марии полагалось ведро теплой воды в день. Как хочешь – так и выкручивайся.
Разрешите мне хотя бы сходить в душ в вашем доме, – просила она.
Ей это было жгуче необходимо. Дома Мария принимала ванну каждый день. А тут... Ей казалось, она источает тяжелый запах...
Троицкий сел рядом с ней на кровать и стал говорить так, как беседуют о вещах отвлеченных.
Ты не знаешь - как развивают наши способности разного рода лишения...Если у человека нет чего-то для него важного – он начинает добиваться этого со страстью. Он начинает мечтать, это происходит с самого детства. Представь ребенка из бедной семьи, которому родители не могут купить хороших игрушек. Такой малыш возьмет картонную коробку, прицепит к ней веревку, и станет таскать ее за собой, представляя, что это грузовик. Воображение его начнет развиваться. А если бы он владел игрушечным грузовиком – ярким, дорогим, с батарейками – воображение бы его заснуло – вот и все.
Вот и ты, сидя в этой убогой обстановке, сможешь сочинять романы из жизни высшего общества, о людях, которые свободно путешествуют по свету. Уверяю тебя, так и будет.
«Он просто сумасшедший! – думала Мария, – Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то добьюсь, чтобы его засадили в психиатрическую лечебницу до конца жизни».
Вслух же она говорила совсем другое:
Даже такая неопытная писательница как я, понимает – чтобы работать над романом, надо собрать материал. Я же не могу этого сделать – мне даже в интернет выйти нельзя.
Смеешься? Ты хочешь интернет? Чтобы через полчаса здесь были полицейские? Пиши, как Бог на душу положит. Фактами твои вещи насыщать буду я сам.
...К обеду Мария чувствовала себя уже очень усталой и голодной. Всё ее существо ненавидело Александра, и вместе с тем она испытывала радость, когда он появлялся на пороге. Радость не по отношению к нему, а к тарелкам, которые он держал в руках. Наверное, он заказывал где-то эту еду, так как сам вряд ли приготовил бы все так вкусно. Сосиски с тушеной капустой, стейк с зеленым горошком, яблочный пирог, какао – в считанные минуты посуда оказывалась пустой.
Но самый сложный момент наступал, когда Троицкий протягивал девушке стакан с напитком, напоминавшим фанту. Запах апельсина, поднимающиеся пузырьки...
Мария знала, что, выпив предложенное, она вскоре начнет грезить. Картины, разворачивающиеся перед ее внутренним взором, чаще всего, были захватывающими - словно кино. И она пересказывала Александру то, что видит. Но порою вокруг сгущался кошмар, и она не могла выбраться от него, не было сил проснуться. Кажется, она даже кричала в этих тяжелых снах – пока не проваливалась в черную яму. И здесь от Александра нельзя было ждать помощи, ни разу он не разбудил ее.
Как-то Мария увидела необычайное. Она была в подвале. Только в другом, не в этом. В обычном деревенском погребе. Но в земляном полу имелась крышка, что значило – есть еще один ход, туда, в глубину. А потом крышка поднялась точно сама собой, и Мария увидела лицо женщины – очень бледное. Женщина смотрела на нее – и глаза у нее были удивительные – белые, с темно-серой окантовкой радужки.
Много страшного пришлось пережить Марии, но никогда еще она не испытывала такого ужаса, как в присутствии этого существа.
Женщина поднесла палец к губам – этим движением она велела Марии молчать, не рассказывать своему мучителю о том, что она сейчас видела.
И Мария ничего не сказала Александру. Более того, именно тогда ей пришел в голову замысел. Она создала в компьютере документ, запрятала его в глубины папок – как самую маленькую матрешку прячут в фигурках - больших по размеру.
Теперь Мария сочиняла не только то, что велел ей Троицкий. Она придумывала сказку, страшную сказку, главным действующим лицом в которой была та самая женщина с белыми глазами. Именно она наводила на врагов ужас - и вершила возмездие.
... В двери, что вела в подвал, было маленькое окошечко. В такое не пролезешь, не сбежишь. Зато через него можно наблюдать – что делает пленница, чем она занята... Периодически Мария замечала, что Троицкий подходит к окошечку, смотрит на нее. Она делала вид, что не замечает этого.
Но как-то раз Мария поняла, что другие глаза изучают ее. Кто-то там, с той стороны двери, встал на цыпочки, прильнул к стеклу.
Кто это? – спросила Мария.
Кто-то вздрогнул, поспешно опустился на ноги, и детский голос сказал в щелку:
Я хотела на тебя посмотреть...
А кто ты будешь?
Неважно, – и после короткого молчания, – Я Алина....
Иногда ей удавалось проспать до того момента, пока не открывалась с лязгающим звуком дверь и не входил Александр с тарелкой и чашкой.
Но гораздо чаще Мария пробуждалась – по собственным ощущениям – задолго до рассвета. И лежала, ожидая того момента, когда войдет ее тюремщик, включит свет и скажет, что пора вставать.
Старый диван был неудобным, продавленным, весь в ямах, одеяло оказалось тонким – оно не спасало ни от сырости, ни от холода. А если бы Мария не просила время от времени сменить ей постельное белье – Троицкий и не подумал бы об этом.
Кофе, который он приносил Марии, был крепким до горечи, она еще долго держалась во рту. А тост почти всегда оказывался остывшим, сухим и жевать его было трудно. Мария придумывала размачивать его в кофе.
Что у нас сегодня по плану? – спрашивал Троицкий, пока она завтракала.
Каждый день Мария должна была написать не меньше главы. Часто она делала и больше – просто потому, что творчество помогало ей отвлечься, не впасть в отчаяние. Если бы у нее был интернет! Но она даже не заикалась об этом, понимая, что Александр ни за что не пустит ее во всемирную паутину – ведь тогда она легко сможет подать близким весточку о себе.
Девушка пробовала торговаться со своим похитителем:
Скажите моим родителям, что я жива! Мне очень важно, чтобы они это знали. Если с ними что-нибудь случится от горя – мне незачем станет жить, и наша договоренность потеряет всякий смысл...
Как же она ненавидела эту его улыбку – Троицкий смотрел на Марию так, будто рядом с ним был несмышленый ребенок. Улыбался и отрицательно покачивал головой:
Я не изменю своих условий. И не сомневаюсь, что желание жить одержит верх в тебе – ты захочешь отсюда выбраться, не смотря ни на что... Живы будут твои родители, или нет... И вот еще что. Постарайся делать в главах поменьше описаний и вводи побольше диалогов. Современные читатели не такие, какие были в девятнадцатом веке – им эти длинные описания скучны, они называют их «водой». Тексты должны быть плотные, не водянистые. И добавляй юмор...
Вы считаете, у меня тут есть повод шутить?
... Мария проводила за компьютером много времени. При этом она всегда опасалась, что в такой сырости с ним что-нибудь случится, проводка закоротит или еще что. Троицкий, конечно, принесет ей новый, но на какое-то время она останется наедине с четырьмя стенами
Ужасно было дышать этим застоявшимся воздухом, спать на влажных несвежих простынях, почти все время чувствовать себя грязной. В подвале был устроен примитивный санузел, но о том, чтобы толком вымыться, тут и речи идти не могло. Марии полагалось ведро теплой воды в день. Как хочешь – так и выкручивайся.
Разрешите мне хотя бы сходить в душ в вашем доме, – просила она.
Ей это было жгуче необходимо. Дома Мария принимала ванну каждый день. А тут... Ей казалось, она источает тяжелый запах...
Троицкий сел рядом с ней на кровать и стал говорить так, как беседуют о вещах отвлеченных.
Ты не знаешь - как развивают наши способности разного рода лишения...Если у человека нет чего-то для него важного – он начинает добиваться этого со страстью. Он начинает мечтать, это происходит с самого детства. Представь ребенка из бедной семьи, которому родители не могут купить хороших игрушек. Такой малыш возьмет картонную коробку, прицепит к ней веревку, и станет таскать ее за собой, представляя, что это грузовик. Воображение его начнет развиваться. А если бы он владел игрушечным грузовиком – ярким, дорогим, с батарейками – воображение бы его заснуло – вот и все.
Вот и ты, сидя в этой убогой обстановке, сможешь сочинять романы из жизни высшего общества, о людях, которые свободно путешествуют по свету. Уверяю тебя, так и будет.
«Он просто сумасшедший! – думала Мария, – Если я когда-нибудь выберусь отсюда, то добьюсь, чтобы его засадили в психиатрическую лечебницу до конца жизни».
Вслух же она говорила совсем другое:
Даже такая неопытная писательница как я, понимает – чтобы работать над романом, надо собрать материал. Я же не могу этого сделать – мне даже в интернет выйти нельзя.
Смеешься? Ты хочешь интернет? Чтобы через полчаса здесь были полицейские? Пиши, как Бог на душу положит. Фактами твои вещи насыщать буду я сам.
...К обеду Мария чувствовала себя уже очень усталой и голодной. Всё ее существо ненавидело Александра, и вместе с тем она испытывала радость, когда он появлялся на пороге. Радость не по отношению к нему, а к тарелкам, которые он держал в руках. Наверное, он заказывал где-то эту еду, так как сам вряд ли приготовил бы все так вкусно. Сосиски с тушеной капустой, стейк с зеленым горошком, яблочный пирог, какао – в считанные минуты посуда оказывалась пустой.
Но самый сложный момент наступал, когда Троицкий протягивал девушке стакан с напитком, напоминавшим фанту. Запах апельсина, поднимающиеся пузырьки...
Мария знала, что, выпив предложенное, она вскоре начнет грезить. Картины, разворачивающиеся перед ее внутренним взором, чаще всего, были захватывающими - словно кино. И она пересказывала Александру то, что видит. Но порою вокруг сгущался кошмар, и она не могла выбраться от него, не было сил проснуться. Кажется, она даже кричала в этих тяжелых снах – пока не проваливалась в черную яму. И здесь от Александра нельзя было ждать помощи, ни разу он не разбудил ее.
Как-то Мария увидела необычайное. Она была в подвале. Только в другом, не в этом. В обычном деревенском погребе. Но в земляном полу имелась крышка, что значило – есть еще один ход, туда, в глубину. А потом крышка поднялась точно сама собой, и Мария увидела лицо женщины – очень бледное. Женщина смотрела на нее – и глаза у нее были удивительные – белые, с темно-серой окантовкой радужки.
Много страшного пришлось пережить Марии, но никогда еще она не испытывала такого ужаса, как в присутствии этого существа.
Женщина поднесла палец к губам – этим движением она велела Марии молчать, не рассказывать своему мучителю о том, что она сейчас видела.
И Мария ничего не сказала Александру. Более того, именно тогда ей пришел в голову замысел. Она создала в компьютере документ, запрятала его в глубины папок – как самую маленькую матрешку прячут в фигурках - больших по размеру.
Теперь Мария сочиняла не только то, что велел ей Троицкий. Она придумывала сказку, страшную сказку, главным действующим лицом в которой была та самая женщина с белыми глазами. Именно она наводила на врагов ужас - и вершила возмездие.
... В двери, что вела в подвал, было маленькое окошечко. В такое не пролезешь, не сбежишь. Зато через него можно наблюдать – что делает пленница, чем она занята... Периодически Мария замечала, что Троицкий подходит к окошечку, смотрит на нее. Она делала вид, что не замечает этого.
Но как-то раз Мария поняла, что другие глаза изучают ее. Кто-то там, с той стороны двери, встал на цыпочки, прильнул к стеклу.
Кто это? – спросила Мария.
Кто-то вздрогнул, поспешно опустился на ноги, и детский голос сказал в щелку:
Я хотела на тебя посмотреть...
А кто ты будешь?
Неважно, – и после короткого молчания, – Я Алина....
...И снова эти карие, круглые глаза в окошке.
Возможно, будь Мария постарше, она бы иначе среагировала. Но она сама недалеко ушла по годам от этой девочки. Девушка обиделась.
Я что тебе, животное за стеклом, что ты меня рассматриваешь? Нашла зоопарк...
Чего угодно она ожидала, только не этого. Девочка засопела и и сказала неуверенно – будто призналась в том, в чем признаваться не собиралась.
Ты классную книжку написала...
Откуда ты знаешь? – изумилась Мария.
Я ее прочитала. Даже ночью читала, между прочим. Очень интересно...
С компьютера что ли?
Когда книга была закончена, Троицкий скачал ее на флешку и унес наверх.
Почему с компьютера? – удивилась Алина, – Она уже вышла...
Этого быть не может...
Этого действительно не могло быть. Если бы книга вышла «на бумаге», Троицкий непременно принес бы экземпляр, показал бы Марии. Ведь весь этот чудовищный эксперимент был затеян ради того, чтобы «раскрыть талант» девушки. Так во всяком случае, убеждал ее Александр.
Алина снова помялась.
Отец тебе не показывал, потому что он твою книгу под своим именем напечатал.
Что?!
Ну да, своровал...
Я тебе не верю.
Судя по топанью ног, Алина убежала наверх. Вернулась она через пять минут и сунула книжку к самому окошечку.
Гляди, Фома неверующая....
Мария жадно прильнула к стеклу. Нет, название ей не было знакомо. Ее вещь называлась по другому. Правда, на обложке была нарисована рыжеволосая девчонка, очень похожая на ее героиню. Автором же был указан - Александр Троицкий.
Да нет, эту вещь, конечно он сам написал, - начала было объяснять Мария.
Но Алина только хихикнула:
Давай я тебе вслух что-нибудь из этой книжки почитаю.
Читала она очень хорошо – громко, выразительно, немного нараспев, но для Марии это не имело никакого значение. Она слушала, заледенев. Это была ее, ее собственная история. Похоже Александр не изменил в ней ни слова.
Отец уже давно сам ничего не пишет, – с оттенком снисхождения объяснила ей Алина, – Он не может. У него творческое выгорание. Кризис, понимаешь?
Понимаю, – пробормотала Мария.
Так вот, за него пишут другие люди...
Он литературных негров что ли, нанимает? Или... Погоди.... Или речь идет о таких же доверчивых беднягах, как я?
У тебя самые интересные истории, – заверила ее девочка, – Остальные так не могли...
То есть, до меня здесь сидел кто-то другой? И много таких было?
Алина присвистнула, мол – знала бы ты.... И пояснила:
Не всегда именно здесь. Мы несколько раз переезжали с места на место.
И что с ними стало?...Со всеми этими... писателями?
Ответом ей было молчание.
Послушай, – неуверенно начала Алина, – Ты не выпустишь меня?
Не-а...., – тут же откликнулась девочка.
Почему? У тебя нет ключа?
И ключа нет, но главное потому, что тогда меня отец саму убь-ет...
Ладно, – Мария решила проверить еще одну мысль, – Твой отец мне обещал, между прочим, что когда я напишу несколько книжек, он меня отсюда выпустит...
Это был пробный шар.
Обманет.
Алина сказала это без малейшей паузы, и у Алины упало сердце.
Он всем так говорил, – пояснила девочка, – Тем, кто был до тебя. Что отпустит. И они старались...
Мария вдруг задохнулась от злости – и не только на Троицкого, но и на эту девочку, которая ничем не желала ей помочь.
Ну и иди отсюда... Помогай своему сумасшедшему отцу... Вырастешь такой же прест-упницей...
Мария бросилась на диван, натянула на голову одеяло, заткнула уши.
Она пролежала так до самого прихода Александра. Не видеть бы, не слышать бы никого.
Что с тобой? – удивился Троицкий, потом обратил внимание на выключенный компьютер, – Ты что сегодня, совсем не работала?
Марии очень хотелось сказать, что у нее тоже творческий кризис, бывает, знаете ли, такое состояние. Но она побоялась, что выдаст Алину, и девочка больше не придет к ней. Все-таки от этой девчонки она могла получить кое-какую информацию, какую нельзя добыть другим путем.Так что пришлось перестраиваться на ходу.
Вообще никакого настроения нет. Голова болит. Не пишется.
С этим надо что-то делать, – сказал Троицкий озабоченно, – Рукопись необходимо сдать в срок.
Он встал и вышел, а Мария снова испугалась. Она поняла, что Троицкий пошел за тем напитком, который давал ей, и в который наверняка что-то добавлял. Вдруг он увеличит дозу, и ее разум этого не выдержит? Может быть, остальных ее предшественников или предшественниц постигла та же судьба...
Пей, – Александр присел на кровать, протянул девушке оранжевый напиток в стакане.
Самое худшее – ей нравился вкус этого питья, она начинала к нему привыкать.
... Мария думала, что девочка может и не прийти больше к ней. Но она пришла.
Мария набирала на компьютере текст. Она услышала сначала шаги – иные, чем тяжелые шаги Троицкого. А потом сопение у самой двери.
Опять глазеешь? – спросила она, не оборачиваясь, делая вид, что не рада ничуть.
Хочу и смотрю, – с вызовом откликнулась Алина.
А ты с интернетом умеешь работать?
Спрашиваешь!
Слушай, может быть ты поищешь информацию про моих родителей? Сейчас же обо всех что-то есть в сети... Мне бы только знать, что они живы... Сможешь? – в голосе Марии невольно слышались молящие нотки.
Нет.
Но почему?! Я же не прошу тебя что-нибудь им передать... Ты понимаешь, как мне важно узнать – живы они или нет... Или ты такая жестокая?
Я не жестокая, – Алина впервые говорила как взрослая, – Отец такую глушилку поставил. Здесь ничего не ловит. Ни мобильная связь, ни интернет... Надо из дома уходить – только тогда...
А тебя что – не выпускают на улицу? – надежда снова проснулась в душе Марии, – Этого же не может быть... Ты уже большая девочка.
Сейчас лето, каникулы. Мне не надо ходить в школу. И я целый день здесь болтаюсь. Если выбираюсь в город, то только вместе с отцом, на его машине. Ты хочешь, чтобы он узнал о наших разговорах?
Мария молчала. Единственный вопрос, который она смогла задать – и то не сразу:
Продолжение сегодня, в следующей публикации..
(ссылка на продолжение - в комментариях)
Автор Татьяна Дивергент
Возможно, будь Мария постарше, она бы иначе среагировала. Но она сама недалеко ушла по годам от этой девочки. Девушка обиделась.
Я что тебе, животное за стеклом, что ты меня рассматриваешь? Нашла зоопарк...
Чего угодно она ожидала, только не этого. Девочка засопела и и сказала неуверенно – будто призналась в том, в чем признаваться не собиралась.
Ты классную книжку написала...
Откуда ты знаешь? – изумилась Мария.
Я ее прочитала. Даже ночью читала, между прочим. Очень интересно...
С компьютера что ли?
Когда книга была закончена, Троицкий скачал ее на флешку и унес наверх.
Почему с компьютера? – удивилась Алина, – Она уже вышла...
Этого быть не может...
Этого действительно не могло быть. Если бы книга вышла «на бумаге», Троицкий непременно принес бы экземпляр, показал бы Марии. Ведь весь этот чудовищный эксперимент был затеян ради того, чтобы «раскрыть талант» девушки. Так во всяком случае, убеждал ее Александр.
Алина снова помялась.
Отец тебе не показывал, потому что он твою книгу под своим именем напечатал.
Что?!
Ну да, своровал...
Я тебе не верю.
Судя по топанью ног, Алина убежала наверх. Вернулась она через пять минут и сунула книжку к самому окошечку.
Гляди, Фома неверующая....
Мария жадно прильнула к стеклу. Нет, название ей не было знакомо. Ее вещь называлась по другому. Правда, на обложке была нарисована рыжеволосая девчонка, очень похожая на ее героиню. Автором же был указан - Александр Троицкий.
Да нет, эту вещь, конечно он сам написал, - начала было объяснять Мария.
Но Алина только хихикнула:
Давай я тебе вслух что-нибудь из этой книжки почитаю.
Читала она очень хорошо – громко, выразительно, немного нараспев, но для Марии это не имело никакого значение. Она слушала, заледенев. Это была ее, ее собственная история. Похоже Александр не изменил в ней ни слова.
Отец уже давно сам ничего не пишет, – с оттенком снисхождения объяснила ей Алина, – Он не может. У него творческое выгорание. Кризис, понимаешь?
Понимаю, – пробормотала Мария.
Так вот, за него пишут другие люди...
Он литературных негров что ли, нанимает? Или... Погоди.... Или речь идет о таких же доверчивых беднягах, как я?
У тебя самые интересные истории, – заверила ее девочка, – Остальные так не могли...
То есть, до меня здесь сидел кто-то другой? И много таких было?
Алина присвистнула, мол – знала бы ты.... И пояснила:
Не всегда именно здесь. Мы несколько раз переезжали с места на место.
И что с ними стало?...Со всеми этими... писателями?
Ответом ей было молчание.
Послушай, – неуверенно начала Алина, – Ты не выпустишь меня?
Не-а...., – тут же откликнулась девочка.
Почему? У тебя нет ключа?
И ключа нет, но главное потому, что тогда меня отец саму убь-ет...
Ладно, – Мария решила проверить еще одну мысль, – Твой отец мне обещал, между прочим, что когда я напишу несколько книжек, он меня отсюда выпустит...
Это был пробный шар.
Обманет.
Алина сказала это без малейшей паузы, и у Алины упало сердце.
Он всем так говорил, – пояснила девочка, – Тем, кто был до тебя. Что отпустит. И они старались...
Мария вдруг задохнулась от злости – и не только на Троицкого, но и на эту девочку, которая ничем не желала ей помочь.
Ну и иди отсюда... Помогай своему сумасшедшему отцу... Вырастешь такой же прест-упницей...
Мария бросилась на диван, натянула на голову одеяло, заткнула уши.
Она пролежала так до самого прихода Александра. Не видеть бы, не слышать бы никого.
Что с тобой? – удивился Троицкий, потом обратил внимание на выключенный компьютер, – Ты что сегодня, совсем не работала?
Марии очень хотелось сказать, что у нее тоже творческий кризис, бывает, знаете ли, такое состояние. Но она побоялась, что выдаст Алину, и девочка больше не придет к ней. Все-таки от этой девчонки она могла получить кое-какую информацию, какую нельзя добыть другим путем.Так что пришлось перестраиваться на ходу.
Вообще никакого настроения нет. Голова болит. Не пишется.
С этим надо что-то делать, – сказал Троицкий озабоченно, – Рукопись необходимо сдать в срок.
Он встал и вышел, а Мария снова испугалась. Она поняла, что Троицкий пошел за тем напитком, который давал ей, и в который наверняка что-то добавлял. Вдруг он увеличит дозу, и ее разум этого не выдержит? Может быть, остальных ее предшественников или предшественниц постигла та же судьба...
Пей, – Александр присел на кровать, протянул девушке оранжевый напиток в стакане.
Самое худшее – ей нравился вкус этого питья, она начинала к нему привыкать.
... Мария думала, что девочка может и не прийти больше к ней. Но она пришла.
Мария набирала на компьютере текст. Она услышала сначала шаги – иные, чем тяжелые шаги Троицкого. А потом сопение у самой двери.
Опять глазеешь? – спросила она, не оборачиваясь, делая вид, что не рада ничуть.
Хочу и смотрю, – с вызовом откликнулась Алина.
А ты с интернетом умеешь работать?
Спрашиваешь!
Слушай, может быть ты поищешь информацию про моих родителей? Сейчас же обо всех что-то есть в сети... Мне бы только знать, что они живы... Сможешь? – в голосе Марии невольно слышались молящие нотки.
Нет.
Но почему?! Я же не прошу тебя что-нибудь им передать... Ты понимаешь, как мне важно узнать – живы они или нет... Или ты такая жестокая?
Я не жестокая, – Алина впервые говорила как взрослая, – Отец такую глушилку поставил. Здесь ничего не ловит. Ни мобильная связь, ни интернет... Надо из дома уходить – только тогда...
А тебя что – не выпускают на улицу? – надежда снова проснулась в душе Марии, – Этого же не может быть... Ты уже большая девочка.
Сейчас лето, каникулы. Мне не надо ходить в школу. И я целый день здесь болтаюсь. Если выбираюсь в город, то только вместе с отцом, на его машине. Ты хочешь, чтобы он узнал о наших разговорах?
Мария молчала. Единственный вопрос, который она смогла задать – и то не сразу:
Продолжение сегодня, в следующей публикации..
(ссылка на продолжение - в комментариях)
Автор Татьяна Дивергент
https://ok.ru/group/70000001811695/topic/158353559780847