Комментарии
- 28 июн 16:42Аля Морганова (Доронина)
- Диана КружноваКомментарий удалён.
- 28 июн 18:24Наталия Хоришко (Гаврилюк)Не жизнь, а, закрученная спираль...
- 28 июн 18:25Зинаида Бирюкова (Кудашева)
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Житейские истории
:Житейские Истории
Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… (5/6)
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158046771559916
Наташа завершила разговор с подругой и замерла на месте в задумчивости. Несколько секунд просто смотрела в пустоту, как будто пыталась осознать услышанное.
— Кто звонил? — спросил Борис из кухни, где что-то неспешно скрипело — он резал хлеб, готовя ужин.
— Надя, — медленно произнесла Наташа, проходя в комнату, — она уже выезжает. Сказала, что узнала что-то важное.
— Важное? — Борис вышел, вытирая руки о кухонное полотенце, — что-то еще про Петьку? Или Лену?
Наташа покачала головой и опустилась на диван. Губы сжались в тонкую линию.
— Нет… Она сказала, что это касается… Васи.
— Василисы?! — Борис замер, нахмурился, — в смысле "касается"? Как это может ее касаться? Это все — двадцатилетней давности история. Причем тут она? Она же даже не родная нам по крови.
— Вот и я не понимаю, — тихо ответила Наташа, глядя перед собой, будто в телеэкране искала разгадку, — Надя не стала ничего рассказывать по телефону. Только сказала, что это очень важно. И что лучше говорить вживую. Но звучала она… взволнованно. Знаешь, как бывает, когда что-то реально серьезное.
— Черт, — выдохнул Борис и сел рядом, — может, это связано с тем, как Васю сначала удочерили, а потом вернули? Ты говорила, у нее в документах что-то такое было. Но при чем здесь… мы?
— Не знаю, Боря. Просто у меня в животе все сжалось. Как будто, знаешь… что-то сейчас произойдет. Что-то, что мы не ждали.
— Только бы не дурное, — он взял Наташу за руку, — хотя… ладно, все, что должно вскрыться, пусть вскрывается. Столько лет все держалось на замалчивании, а вон к чему это привело.
Наташа кивнула.
— Я только… за Васю переживаю. Если это касается ее, если это… что-то из ее прошлого, ей ведь больно будет.
— Мы с ней рядом. Мы — ее родители. Если что, пройдем вместе, — твердо сказал Борис, — но я, честно, не понимаю, как все это может быть связано.
Они замолчали. Телевизор фоново бубнил что-то о погоде, за окном шумела дорога. Но внутри — тишина, натянутая, как струна. Наташа ловила каждое дуновение ветра, каждый звук подъезжающей машины, будто Надя должна вот-вот появиться. А Борис то и дело тер лоб и всматривался в точку на стене.
Надя сидела в темной, душной комнате, пахнущей лекарствами, пыльными шторами и чем-то тревожно больничным. Перед ней — исхудавшая женщина лет восьмидесяти с чем-то. Высохшее тело, торчащие ключицы, седые волосы собраны в жидкий пучок. Она лежала на диване, приподнявшись на локте, и, казалось, из последних сил пыталась удержаться в этом разговоре — как будто только он и не давал ей окончательно раствориться в болезни.
— Так вы из газеты?.. — хрипло прошептала женщина, морщась от боли.
Надя покачала головой:
— Нет. Просто… Я ищу одну девочку. Вернее, девушку уже. А ее прошлое связано с этим детским домом. Нам сказали, что вы были тогда ночной воспитательницей.
Старуха кивнула. Медленно, будто каждое движение дается через силу. Губы дрожали, пальцы нервно теребили край одеяла. Видно было — ей и тяжело, и страшно, но внутри бушует желание сказать, выговориться, снять с души то, что годами лежало тяжелым камнем.
— Это было давно… очень. Но я помню. Знаете, не все забывается, как думают. Особенно если оно не дает покоя. Много детей тогда было… И боль, и судьбы поломанные… Но эту — я помню. Рыженькая. Совсем малютка. Пару месяцев, не больше. Такая красивая, совсем не плакала. Просто смотрела. Глазами — как бездна. И еще в штанишках был листок…
— Что за листок?
— Да ничего особенного… Имя. И просьба простить. Что, мол, другого выхода нет. И… — женщина закашлялась, Надя подала ей воды, — и все. Имя девочки — Василиса. Не частое имя.
У Нади по спине пробежали мурашки. Имя совпадало. Все совпадало. Она едва сдерживалась, чтобы не перебивать, не закричать, не требовать ответов. Но понимала: надо дать этой женщине говорить в ее темпе.
— А вы знаете, кто ее оставил?
— Смутно… Столько лет прошло. Но я была уверена, что это Куницыных малышка была, ювелиров наших местных. У нас тут рыженьких не так много. Городок ведь маленький. Все друг друга знают. Одна у нас была такая огненная в городе девушка. Кто-то постучал — как это часто бывало — и убежал. Мы выбежали сразу. На ступеньках — одеяло, ребенок и сумочка с парой вещиц. Потом одна из девчонок сказала, что вроде бы видела мужчину, высокий, в капюшоне. Но кто он — никто так и не узнал наверняка. Времена тогда были…
Женщина замолчала. Взгляд ее блуждал где-то по потолку, как будто она снова оказалась в том моменте, в той ночи. Надя ждала. Она не торопила, не перебивала.
— А потом?
— Потом девочку быстро удочерили. Семья вроде хорошая. Из другого города. Забрали — и все, мы только руками всплеснули. А через два года — назад. Вернули. Причину никто не сказал. Сказали: не сошлись характерами. Бред, конечно. Как можно с трехлеткой не сойтись?..
— Вы уверены, что это была девочка этих ювелиров?
— Уже нет… Прошло столько лет. Да и Леночку беременной никто не видел — она после той истории громкой с похищением не выходила из дома, бедняжка. Но вот что я точно помню. У девочки была родинка в виде сердечка, необычная такая. Здесь, — она показала на внутреннюю сторону руки, — и еще маленькая на ключице. Знаете, такие вещи не забываются. Она у нас потом еще пару лет была. Пока ее не перевели в другой детдом.
У Нади перехватило дыхание. Эти детали… Та самая родинка в виде сердечка — Наташа говорила о ней. И на ключице — тоже. Таких совпадений не бывает.
Старуха прикрыла глаза. Кажется, устала. Может, поняла, что все самое главное уже сказала. А может, просто захотела немного тишины после этой маленькой исповеди.
— Я рада, что вы пришли, — прошептала она почти неслышно, — душе хоть чуть полегче…
Надя кивнула, встала и осторожно положила руку на покрывало. Не благодарность — уважение. Понимание. Эта женщина не просто выдала информацию — она открыла дверь в тайну, которую все эти годы никто не решался распахнуть.
И теперь Наде предстояло донести услышанное до Наташи. А дальше — все изменится. Уже нельзя будет вернуться к прежней жизни, сделать вид, что ничего не произошло. Истина рвется наружу, как прорвавшаяся река.
На кухне стояла напряженная тишина, нарушаемая лишь редким тиканьем старых настенных часов. Наташа уже третий раз перекладывала чашки — сначала с верхней полки на стол, потом обратно. Борис молчал, глядя в окно. Машины проезжали по вечернему двору, но нужной среди них все не было. И вдруг — звонок в дверь. Наташа вздрогнула и на секунду замерла, будто боялась, что ошиблась. Но Борис уже поднялся.
— Это она, — тихо сказала Наташа, и сердце у нее забилось сильнее.
Надя вошла усталая, в дорожной куртке, с огромной сумкой через плечо и папкой в руках. Лицо у нее было серым от усталости, но глаза — горели.
— Я с поезда сразу к вам, — сказала она, присаживаясь на табурет, — даже вещи не стала разбирать.
— Чай? — предложила Наташа, но Надя покачала головой.
— Потом. Сначала скажу.
Она положила папку на стол, открыла. Там были старые, пожелтевшие документы, ксерокопии, какие-то справки. В одном углу торчала фотография маленькой девочки с огромными глазами и рыжими, как пламя, волосами.
— Помните, я говорила про женщину из детдома? Та, что уже умирает? Она не просто видела, как девочку оставили у стен, — начала Надя, — она знала, кто это сделал.
Борис взял лист и, нахмурившись, пробежал глазами. Наташа продолжала слушать, как в трансе.
— Девочку потом удочерила одна семья. Через пару месяцев. Все документы у меня есть — вот, посмотрите: дата, номер дела, подписи. Удочерение, переезд. И через два года — возврат. Причину указали формальную, но там, похоже, были бытовые сложности, не справились. А теперь главное, — Надя вытащила лист, на котором была анкета из приемника, — в медицинской карточке девочки указаны особые приметы: родинка на руке в виде сердечка, родимое пятнышко на ключице, цвет волос, глаза… Все. Совпадает. До мелочей.
— Господи… — выдохнула Наташа, прижав руки к лицу, — это Василиса. Это наша дочь. То есть… получается, племянница Бори. Дочь Елены.
Борис не сразу нашел, что сказать. Он сидел молча, потом только выдавил:
— Мы воспитывали… мою племянницу. Все это время.
Надя кивнула. В глазах у нее стояли слезы — не от грусти, а от того, что эта невероятная головоломка наконец-то сложилась.
— Ирония судьбы, правда? Василиса снова оказалась в вашей семье. Как будто все равно к своим вернулась. Судьба ее к вам привела — каким-то непостижимым способом.
Наташа посмотрела на Бориса. Он встал, подошел к окну и долго смотрел наружу. Потом повернулся к ним, в глазах у него блестели слезы.
— Нам надо ей рассказать.
— Надо, — кивнула Наташа, и в ее голосе звучала решимость, — она имеет право знать.
Он кивнул. Молча. Все внутри него дрожало. Но Наташа знала — теперь уже будет по-другому. Все по-другому.
Наташа снова перебирала в памяти каждый обрывок рассказа, каждую деталь. Рыжая девочка. Имя — Василиса. Удочерение. Возврат. Родинки на теле — именно там, где у ее дочери. Слишком много совпадений. Ошибки быть не могло.
«Это невозможно…» — хотелось повторять про себя, как заклинание. Но чем больше Наташа думала, тем больше понимала — нет, это не совпадение. Это звенья одной цепи. И эта цепь тянется через десятилетия — от несчастной обманутой девушки до ее дочери, которая сейчас беззаботно сидит на лекции в университете, и не подозревает, что ее приемный отец ей не чужой человек, а родной по крови, а история ее появления на свет такая трагичная, как и история жизни ее бедной биологической матери.
Наташа подошла к окну, распахнула его и глубоко вдохнула. Почему-то именно в такие моменты жизнь казалась особенно хрупкой. Как будто любое слово, любое открытие может переломить ее пополам.
Она вспомнила первую встречу с Василисой. Маленькая, взъерошенная, с огромными глазами и капризным характером. Наташа тогда даже не знала, как к ней подступиться. Девочка поначалу была настороженной, но потом, будто почувствовав что-то, прижалась к ней и заснула на коленях. Тогда Наташа впервые поняла, что это — судьба. Что их с этой девочкой кто-то все-таки свел. Что она ее. Навсегда. И теперь, спустя годы, эта догадка получала подтверждение.
Наташа села за стол и достала старый альбом. Перелистывала страницы. Фото Василисы — совсем маленькая, с бантом. Потом постарше — у елки. В саду. В первом классе. Вот она в сарафане, руки в краске, делает открытку на 8 марта. Вот она с папой, с Борисом. Обнимается, смеется. У них с Борей никогда не было общих детей, но Василиса была по-настоящему их общей. Он принял ее, как свою. Без колебаний.
И вот теперь… Получается, она и правда его родная. Не дочь, конечно, а племянница. Но все же — кровь от крови.
Наташа сидела на диване, сжимая телефон в руках, словно он мог обжечь. Борис ходил по комнате из угла в угол, хмурый, молчаливый. После вчерашнего разговора с Надей спать они толком не смогли — мысли крутились, будто в водовороте, не давая покоя.
— Как же ей сказать? — наконец проговорила Наташа, глядя на мужа, — мы не можем молчать, но и признаться так страшно...
Борис остановился, долго смотрел на Наташу, потом кивнул.
— Позвони. Позови ее. Скажи, что это важно.
Наташа дрожащими пальцами нашла номер дочери. Тот самый, что набирала тысячу раз, чтобы спросить, как дела, успела ли на пары, не замерзла ли по дороге. Но сейчас голос ее дрожал.
— Алло, Васенька? Привет, солнышко. Ты можешь приехать к нам? Сегодня. Сейчас. Да, все хорошо… Нет, не волнуйся. Просто… очень важный разговор. Да. Мы ждем.
Через сорок минут в прихожей раздался звон ключей, потом хлопнула дверь.
— Мам, пап, я здесь! Что-то случилось?
Наташа сразу вышла из кухни, обняла дочь крепко, как в детстве, когда та прибегала с разбитыми коленками и слезами на глазах.
— Присаживайся, зайка. Нам правда нужно поговорить.
Василиса, удивленная, но спокойная, присела в кресло. Борис сел напротив, рядом с Наташей. На столе перед ними — папка с документами, фотографии, старые записи.
— Ты знаешь, что мы с папой не твои биологические родители, — начала Наташа осторожно, — мы тебя удочерили, когда тебе было чуть больше трех лет.
Василиса кивнула. Этот момент они с ней уже обсуждали раньше. В этом не было тайны.
— Но мы не знали всей правды. Только теперь... мы узнали, кто твои настоящие родные.
Девочка насторожилась.
— Мои родные?
Наташа кивнула.
— Ты у нас всегда была любимая… — начала Наташа, взяв дочь за руку, — и всегда останешься такой. Но есть вещи, которые мы сами только что узнали. Они касаются тебя. Твоей истории. Твоей мамы. Ты же хотела знать, правда?
— Моей… настоящей мамы? — Василиса нахмурилась, — но у нас ведь не было никаких зацепок. Вы что-то узнали?
Наташа кивнула.
— Да. Мы знаем, кто она была. Знаем, как ты попала в детдом. И как… так получилось, что оказалась именно у нас.
Борис осторожно пододвинул к ней одну из фотографий — старую, выцветшую, на ней — рыжеволосая девушка с печальными глазами.
— Это была твоя мама. Ее звали Елена. Она была… из богатой семьи ювелиров. Из хорошей семьи. Но попала в беду. И… твой отец…
— Он был плохим человеком, — тихо добавила Наташа, — он использовал ее. Она родила тебя, и из-за всего, что с ней случилось, ее семья, испугавшись позора, решила отдать тебя. Но это была не ее воля. Мы верим, что она тебя любила.
Василиса молчала. Глаза ее наполнились слезами, но лицо оставалось спокойным.
— Почему вы мне раньше не сказали?
— Мы сами этого не знали, — сказал Борис, его голос дрогнул, — Но тетя Надя нашла женщину, которая тогда работала в детдоме. И она все подтвердила. Потом мы проверили документы. Все сошлось. И даже твои родинки… Указаны в медицинской карточке той девочки.
Наташа не выдержала, потянулась к дочери, обняла.
— Мы не хотели тебя обманывать. Мы всегда любили тебя, как родную. Ты имеешь право знать правду. И знать — ты все равно наша. Ты и есть наша дочь. Просто теперь у этой истории есть еще и настоящие имена.
Василиса долго молчала, прижимаясь к матери.
— А бабушка с дедушкой… они еще живы? — наконец спросила она.
Наташа кивнула.
— Да. И они очень хотят тебя увидеть. Попросить прощения. Они много лет жили с этим грузом. А потом… судьба вот так все расставила.
Василиса вздохнула. Борис сжал ее руку, и Наташа увидела в его глазах ту самую мягкость, с которой он впервые взял Васю на руки. Он сглотнул. Руки у него дрожали.
— Вась, слушай... И это еще не все... Дело в том, что у меня был брат. Его звали Петр. Он был… очень сложным человеком. Он совершил ошибку. Огромную ошибку. И одна девушка из-за него пострадала. Та девушка и была твоей мамой.
Глаза девочки округлились. Она не все понимала, но чувствовала вес слов. Василиса молчала. Борис продолжил:
— А теперь мы знаем, что ты — моя племянница. Ты дочь моего брата. Ты моя родная кровь.
Наступила тишина. Тяжелая. Почти звенящая.
— Значит… ты мой настоящий дядя? — медленно спросила Василиса, глядя на Бориса.
Он кивнул.
— А вы все это время…когда удочерили меня... знали?
— Нет, — тихо ответила Наташа, — только недавно узнали. И решили, что ты должна знать тоже.
Василиса смотрела на них долго. Потом обняла сначала маму, потом папу. Молча. Крепко.
— Я все равно вас люблю, — сказала она, — и дядя, и мама. Все равно.
Слезы стояли в глазах у всех троих. Но это были уже другие слезы. Чистые. Освобождающие. Потому что теперь между ними не было больше секретов.
Дом затих. Борис вышел на балкон — подышать, собраться с мыслями. Василиса ушла в свою комнату, села разбирать старый альбом. Сказала:
— Я просто немного подумаю, ладно?
Наташа кивнула. Она не стала лезть с вопросами. Ребенку нужно время. Впрочем, и ей самой тоже. Она стояла на кухне у окна, обняв чашку с недопитым чаем, уже остывшим. За стеклом вечер смягчал город, пряча бетон под синим, почти прозрачным небом. Тишина в квартире была непривычной, но не пугающей. Наоборот — теплой. Задумчивой. Почти живой.
События последних дней будто проносились перед глазами. Вот Надя звонит с таким голосом, который бывает у нее только в двух случаях — когда случилось что-то ужасное… или невероятно важное. Вот старая женщина в кресле, в комнате, пахнущей лекарствами и лавандой, рассказывает тихо, с запинками, с каждым словом будто сдирая пласт старой тайны с души. А вот Василиса… ее глаза, когда она слушала. Ее объятия. Не детские — взрослые, осмысленные. Теплые.
Наташа не могла поверить, что все это происходило с ней. Несколько недель назад она жила в иллюзии. Думала, что знает своего мужа, свою семью, свою жизнь. И все рассыпалось, как карточный домик. А теперь… все встало на место, только пазл оказался другим. Не хуже. Просто — другим.
Все это время она боялась одного: что правда разрушит их. Что Василиса, узнав, кто ее отец, испугается, отстранится. Что Борис не справится с грузом, который всю жизнь носил в себе. Что сама Наташа не выдержит. Не простит. Не сможет быть рядом с человеком, утаившим такое прошлое.
Но все оказалось иначе. Василиса оказалась мудрее, чем можно было ожидать. Борис — чище, чем она когда-то верила. А сама Наташа… вдруг поняла: да, жизнь изломала ее, разбивала, но не уничтожила. Она осталась собой. Не ожесточилась. И это, наверное, главное.
Тишина вдруг ожила — в коридоре послышались легкие шаги. Василиса вышла, подошла к ней и положила голову на плечо.
— Мам, а можно я завтра какой-нибудь подарок съезжу куплю? Ну, чтобы спасибо сказать.
Наташа не сразу ответила. Горло сжало от нежности. Она провела рукой по волосам дочери — таким рыжим, как у той девушки, которую когда-то звали Еленой. Как у той, чью судьбу искалечили взрослые решения.
— Конечно, можно, — прошептала она, — я думаю, она будет счастлива.
И они так и стояли у окна. Мать и дочь. Не по крови — но по жизни. Родные. Настоящие.
Борис тихонько подошел к ним сзади и обнял обеих, уткнувшись носом в волосы Наташи.
— Пап, ну ты чего, — улыбнулась Василиса, высвобождаясь, — что за нежности?
Наташа рассмеялась и чмокнула мужа в нос.
— Теперь все будет хорошо, — сказала она тихо.
— Все остальное мы пройдем вместе, — ответил Борис, — как семья.
И это было правдой.
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158047385501164
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.
Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… (4/6)
Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… (6/6)