ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

22 сен 2024

ПАСЕЧНИК (6)

Глава 26.

Разбудить девчонку было трудно – спала, как мертвая. Точно, опоили девку! Алексей аккуратно взял ее на руки и быстренько, вдоль стены, через просторный вестибюль, понес ее к выходу. Через окна было видно – бэха стоит, но мужики не спешили выходить. Что они там застряли?

Путь перегородил выродок. Вытащив когтистую лапу из кармана, он спросил, ощерив рот в своей «фирменной» улыбочке:

- А куда вы это торопитесь, босс?

Алексей, встав к выродку боком, инстинктивно закрывая Дарью, сказал:

- Отойди и не воняй тут, ага?

Выродок и не собирался отходить. Он выжидающе поглядывал на Алексея, а улыбочка его удлинялась и удлинялась, будто это и не рот был, а кошелек на молнии.

- А кто тебе разрешил девочку уносить? Мы ее с таким трудом доставили, сами, без чьей-то помощи. А ты нам и спасибо не сказал, друг!

- Не туда доставили! Видишь, сознание потеряла? В больницу ей надо, чего тут непонятного? – Алексей постарался обезоруживающе улыбнуться. Нервировать выродков не стоит.

Но ряженый не сдвинулся с места. Зато двое других «мушкетеров», появившиеся из ниоткуда, взяли Пасечника в кольцо. Как гиены, окружающие умирающую жертву. А зубы у выродков острее, чем у гиен – Алексей знал. Почему он не учел того, что эта троица – самая хитрая, и на понт ее не возьмешь?

А время-то поджимало, и нельзя было терять ни секунды! Еще немного, и со второго этажа набегут его «бойцы», не дождавшиеся шефа в переговорной. И тогда Пасечнику точно не уйти. Да плевать на это, но Дарью будет ждать печальная участь матки, упрятанной вглубь улья НАВЕКИ!

Да что же? Неужели Егор и Серега ни о чем не догадываются? Что они медлят и не идут? Как им знак подать? Кольцо сжималось, и тот, что с когтями, угрожающе близко придвинулся. Вот и руки его протягиваются все ближе, ближе… Алексей почувствовал смрад из его пасти, смрад ада, вход в который был замаскирован под изысканный особняк с многоэтажным подвалом.

Алексей лихорадочно оглядывался по сторонам, и взгляд его вдруг наткнулся на тяжелую статуэтку, одиноко стоявшую на изящном ореховом столике. Он попятился спиной к огромному витражному окну, пока выродки не отрезали ему путь окончательно. Главное, не выпускать драгоценную ношу из рук. Главное, схватить эту статуэтку, деву, склонившуюся над сосудом, с любопытством и страхом – что же в сосуде?

Перехватив Дарью удобнее, не спуская взгляда с выродков, Алексей схватил бронзовую деву и… метнул ее, что есть силы, в окно. Брызнуло разбитое витражное стекло на тысячи и тысячи осколков, сверкая всеми цветами леденцовой радуги. Ну! Очнитесь! Помогите! Алексей крикнул, что есть мочи, надеясь, что в чертовой бэхе сейчас не играет какой-нибудь шансон.

- Мужики! Сюд-а-а-а! Мать твою-ю-ю!

Серега встревожено глядел на разбитое окно особняка.

- Ловушка, Егор!

Но Егор увидел маячивший силуэт Пасечника с Дарьей на руках! И все. Забрало упало! Он рванул к тяжелым дубовым дверям, перескакивая через ступеньки. Серега ринулся следом. Раздумывать было некогда! Дарье грозила опасность.

Егор влетел в вестибюль и, увидев ряженых, метнулся к когтистому и со всей дури вмазал уроду по морде. Кулаки у Егора были – что надо, а удар – хорошо поставлен. Послышался хруст ломающейся кости, и горбатый нос выродка волшебным образом сдвинулся набок.

- Да не трать на них силы, Дашку хватай! – заорал Пасечник.

Егор, воспользовавшись замешательством выродков, принял жену у Алексея и вырвался на волю. Положив Дарью на заднее сиденье, завел двигатель, но… не уехал. Напряжение росло.

Озверевший Серега разорвал пасть одному из выродков, как Самсон разрывал пасть льву. Алексей, схватив за витую ножку ореховый столик, красивый, изящный, антикварный, со страшной силой ударил другого ряженого, разломив ему надвое голову. Но, пока выродок пытался соединить обе части своей расколовшейся башки, очнулся когтистый и, разозленный, раззявил страшное хайло, намериваясь отделить от шеи голову Алексея.

- Нет времени, Серега-а-а-а! Бежи-и-и-им!

Череп и пасечник неслись к выходу со скоростью, равной олимпийским чемпионам по прыжкам в длину. Бэха, нервно порыкивая, ждала их у лестницы. Прыгнув в автомобиль, Леха гаркнул:

- Рвем когти! Жми, Егор!

Бэха понеслась, не разбирая дороги, напрямки, через ухоженные газоны и тротуары, через розовые кусты и рокарии, только вперед! Визжа шинами, она еле вписалась в поворот и юркнула в крытый дворик, пролетела через многочисленные аркады и вдруг подскочила на ходу от оглушительного взрыва позади. Горячая волну Алексей почувствовал спиной. Или ему так показалось? Кто знает. Он шепнул про себя:

- Прощай, Костик. Прощай брат.

Дарья безмятежно спала. Наверное, так было лучше. Неизвестно, как бы она перенесла происходящие события.

Череп удивленно обернулся и вопросительно посмотрел на Алексея.

- Костик долго работал над новым оружием. М-а-а-аленькое такое, размером в спичечный коробок. Перед тем, как его темнейшество соизволил провести со мной беседу, я установил его в нашем саду. А потом отправил туда Костю. И сломал лифт, - рот Алексея перекосило. - Я любил своего брата. Он, конечно, дохрена умный, но я его любил.

- Он умер? – спросила Дарья.

Все встрепенулись.

- Ты когда проснулась? – спросил Алексей.

- Давно, - сказала она и переспросила, - так он умер?

- Не знаю. Сила взрыва такая, что превращает здание в груду отборного песка. Можно им потом дороги посыпать, - Алексея передернуло, - но я надеюсь, что до этого не дойдет.

- Серега, садись сам за руль, - приказал Егор, - Дашка, ты в порядке?

Егор остановил автомобиль, пересел на заднее сиденье и наконец-то обнял жену.

- С тобой все хорошо? – он целовал Дашу в глаза, щеки, губы, и не мог остановиться.

Дарья прижалась к Егору и заплакала. То самое древнее чувство, когда двое воссоединились после долгой разлуки, и ничто не может их разъединить, охватило обоих. Никого рядом, только двое. И пропахший мужским адреналиновым потом салон казался этим двоим эдемским садом. Она плакала, ее трясло от понимания пережитого, от обмана, ото лжи, от раскаяния. Он плакал от облегчения: она поняла, она раскаивается, и она не видела истинных личин ряженых, не видела Падшего, не видела ничего, что могло ее испугать.

Егор прикоснулся к животу Дарьи. Где-то там, под сердцем жил его малыш, его счастье, смысл его существования, и Дарья, истинным женским чутьем осознав это, всем своим существом подалась к нему: я твоя, мы – твои, и будь что будет. Не нужно было никаких слов. Не было этих слов. Только эти двое. Трое.

Алексей подглядывал тайком за этими двумя. Тремя. Кто это придумал, разрывать незримую связь, тонкую пуповину, истинную любовь? Ради чего? Ради кого? Кто посмел и его, Алексея, обездолить? Где-то сейчас живет она, его единственная, связанная и спаянная с ним самим Господом, ибо нет и не было такой любви в другом мире – Падший ничего, кроме похоти никому и никогда не дарил. И понятно было, что Господь наказал его, Алексея, но за что он наказал Аллу, за что наказывает сейчас этих двоих, троих, родных ему по крови и душе, людей?

Он был спокоен, как никогда. Если у него не получилось, не сошлось, то пускай у детей получится и сойдется. Нож, тот самый нож, покоился под курткой, обжигая тело холодным своим лезвием, тот самый нож, что решит судьбы двоих. Троих. Нет, четверых, пятерых, если не забывать о возлюбленной Алефтине, Алле, измученной ее душе и искалеченной ее судьбе. Алексей обязательно скажет об этом Дарье. Обязательно. Как только наступит срок.

Сергей, управляя автомобилем, сосредоточенно смотрел вперед, иногда посматривая в зеркало заднего вида. И вдруг громко выругался. Алексей, прервавшись от дум, оглянулся назад и обомлел. Грязная копейка висела на хвосте бэхи.

Она и не собиралась отставать!


Глава 27

- Ряженые! Жми на газ, Серега! – крикнул Алексей.

Дарья и Алексей посмотрели назад. Копейка развивала поистине дьявольскую скорость и летела ракетой. Она настолько приблизилась, что можно различить улыбку сидящего за рулем.

- Они догоняют! – взвизгнула Дарья, - Божечки, они догоняют нас!

- Дарья, успокойся! Никому мы тебя не отдадим. У нас неоспоримое преимущество, - сказал ободряюще Алексей.

- Какое? Какое у тебя преимущество? Что ты вообще там задумал? Это ты! Это ты во всем виноват! – заорал вдруг Егор, - это ты разрушил мою и ее жизнь! Это тебе захотелось построить новый мир, а не нам!

Дарья, напуганная до смерти, слушала Егора. Сергей газовал, не вмешиваясь. Алексей, задержав долгий взгляд на Егоре, вдруг опять отвернулся назад.

- Серега, в километре отсюда крутой поворот, сосредоточься. Постарайся не вписаться в дерево. У ряженых все таки старая развалина, может, нам этот фокус прокатит. Слева от дороги карьер, справа – тропа здоровья. Сворачивай на тропу, проедешь!

Серега чуть замедлил ход. Выродки догоняли. Еще чуть-чуть, и безобразная грязно-бежевая копейка ударит тупорылой мордой бэху. У Егора все замедлилось перед глазами, а Даша прижалась к нему и уткнулась лицом в грудь, сжавшись в маленький комочек. Алексей не отводил взгляд от преследователей.

Череп не проморгал заезд на карьер, и, резко крутанув руль, вильнул в сторону. Копейка пролетела несколько сот метров вперед по инерции: видимо выродкам не удалось сбавить газ. Эта секундочка была дорога водителю бэхи. Его машина, задев колесом рыхлую обочину, наконец-то выровнялась и обрела шаткую опору на испещренной ямами, старой асфальтовой дороге.

Поворот на тропу здоровья, пафосно названной так местными туристами, не сразу и заметишь. «Тропа» представляла собой лесную дорожку, правда, хорошо утоптанную местными грибниками и любителями здорового образа жизни. Бэха аккуратно кралась по «тропе», объезжая выступавшие наружу сосновые корни. Оставалась надежда, что выродки, не заметив следов на асфальте, махнут по наезженному пути в карьер. А если догадаются, то не заметят поворота на тропу, спрятавшегося за деревьями.

Все находившиеся в салоне перевели дух. Копейка пропала из виду. Надеяться на чудо бесполезно – эти выродки, в отличие от членов «бригады» Пасечника, были умны, как сам дьявол. Но, может быть, лысая резина жигуленка сослужит хорошую службу и задержит преследователей?

- Дальше куда, Леха? – спросил Черепицин.

- Сейчас справа покажется небольшое озерко, аккуратно объезжай его, и, через березняк рули к шоссе. Выиграем время.

- Для чего? Все равно они нас достанут, - убито сказала Дарья.

- А мы свернем опять и поедем в поселок. А в нем – монастырь. Постараемся там укрыться. Надеюсь, чертово отродье в Божий Дом не заберется, - задумчиво произнес Алексей.

- Но вдруг вас не пустят? – возразила Дарья.

- Может, пустят. А может, не пустят. Какая разница? Главное, чтобы ты туда попала, девочка!

Череп умело провел верную бэху вдоль песчаного берега, проскользнул через светлую березовую рощу и выехал на трассу. Егор посмотрел на дорогу – преследователей не было. Может быть, и, правда, застряли в песчаных дюнах карьера?

- Зачем ты все это делаешь? У тебя ведь совсем другие планы были относительно нас? – он опять завел этот разговор. Егора разрывало на части при одной только мысли о Пчелине.

- На это были причины, Егор.

- Какие причины? Что ты гонишь? – желваки Егора ходили ходуном, и если бы не присутствие беременной женщины, он обязательно начистил бы Пчелину рожу. За все хорошее. И за плохое – тоже.

- Слушай, ты кто? Истеричная дамочка или мужик? – прикрикнул вдруг на Егора Алексей, - доберемся до места, и я все тебе расскажу. А сейчас следи: нет ли за нами хвоста. Проморгаем выродков, я тебе лично морду набью.

Разве успокоишь угрозами горячего и вспыльчивого Егора?

- Ты мне как брат был. Ты ведь эту фотографию показал? Ты меня к себе пригласил? Зачем все это…

- Какую фотографию? – переспросила взволнованная Дарья.

- Неважно, Дашутка. Ерунда это все, - вовремя осекся, замолчал, наконец.

Алексей смотрел на лысый затылок Сереги. «Как брат. Нормальный у тебя, сынок, брат» - он, застывшим взглядом изучал Серегину башку и чувствовал непреодолимую усталость и пустоту» Скорее бы все это закончилось…

- Ребята, опять она! – Егор выругался.

Вдалеке материализовалось грязное пятно, и по тому, как близко пятно увеличивалось в размерах, можно было догадаться, что двигалась машина с космической скоростью.

- Далеко до поселка? – Серега терял терпение.

- Минуты две, сейчас приедем, - Алексей, в отличие от всех остальных, старался сохранять спокойствие.

Уродливая грязная морда убитого жигуленка норовила боднуть бэху в запыленный бок. Копейка резво пошла на обгон, и ряженые, сидящие в ней, наполовину высунувшись из окошек, мерзко хихикая, как каскадеры или пираты в приключенческих фильмах, пытались взять иномарку на абордаж.

- Держитесь, ребята! – заревел Серега, и резко крутнул руль влево. Сильный боковой удар отшвырнул старую посудину, а ее обитатели упали на свои вонючие сиденья.

- Не смотри, Дашка, не смотри! – Егор заграбастал жену обеими руками, вдавив ее в мягкое кресло и закрыв собственным телом.

Жигуленок вынесло на встречную полосу, где он сделал несколько «фуэте», но демон, управлявший дьявольской машиной, снова выровнял положение, догнав бэху. Абордаж продолжался, и один из ряженых уцепился когтем за приоткрытое стекло на бэхе.

Серега нажал на кнопку, стекло мгновенно опустилось, и коготь соскользнул, потеряв опору. Черепицин, злорадно засмеявшись, вновь нажал на кнопку, подняв стекло и опять резко повернул руль. Второй удар, намного мощнее первого, отправил копейку в свободный полет по встречке, на которой в этот момент на крейсерской скорости, тяжело отпыхиваясь, шла груженая фура.

Если бы водитель фуры, молодой пацан, не трепался бы по рации с дружком, тянувшим груз на своей фуре в трех километрах от болтливого товарища, то аварии удалось бы избежать. Но паренек, отвлекшись, не заметил, как под колеса его камаза бестолковым щенком ухнул бежевый жигуленок. Через секунду тяжеловоз смял в лепешку маленькую копейку, и нерасторопный водила, ударившись о широкую панель камаза, сломал себе нос.

***

У обочины стоял указатель, определяющий местоположение поселка. Сергей повернул своего раненого железного коня на грунтовую дорогу. Километров сорок они тряслись по грунтовке, и Даша начала нервничать и ерзать на заднем сиденье. Алексей все понял. История повторяется. Растрясло девку. Сейчас начнется. Только бы успеть, только бы успеть!

- Даша, ты в порядке? – встревожено спросил жену Егор.

Но спрашивать не было никакого смысла – он видел ее глаза, полные боли и страха, посеревшие губы были искусны в кровь, а сама женщина, вдруг скорчилась, потом вытянулась, и опять сжалась с подвываньем, словно внутри ее рвалось что-то.

- Терпи, терпи, терпи, - Алексей гладил роженицу по голове, совсем так же, как много лет назад он гладил по волосам Аллу, - терпи, девочка, совсем немного осталось.

Казалось, что минуты остановились, а монастырь не приближался к ним, а бежал от них. Вот наконец-то блеснула тихая речка, и снежно белый монастырь сверкнул своей маковкой. Немного, немного совсем осталось! Напряжение росло с каждой минутой, и Егор с ужасом смотрел, как подплывает кровью подол легкого платьица жены.

- Тихо, тихо, Дашенька! Все будет хорошо. Все пройдет, и ты не умрешь! – уговаривал он, успокаивал ее.

Череп остановил машину под стеной монастыря. Видно было, что здание, очень старое, обветшавшее, с отвалившейся местами штукатуркой, только издали казалось белым лебедем, а вблизи – необжитым, заброшенным. Однако ворота, обновленные, были крепко заперты изнутри, как и калитка, искусно выкованная неизвестным трудягой.

Егор, вцепившись в ажурную решетку, заорал дурниной

- Отцы-ы-ы-ы, открывайте! Откройте, пожалуйста, у нас женщина рожает!

Никого. Никакого движения. На широком дворе будто все вымерли. Егор тряс и пинал решетку, пока Алексей бережно укладывал Дарью на мягкую травку у стены монастыря. Она, обессиленная, окровавленная, временами теряла сознание, чтобы очнуться от невыносимой боли и опять провалиться в небытие.

Все уже были на грани отчаяния, когда Сергей вдруг увидел в широком проеме звонницы строгой белой колокольни какое-то движение.

- Отец! Брат во Христе! Открой ты нам ради Бога, у нас беда-а-а-а!

И вдруг Сергея осенило. Он широко перекрестился и запел «Символ Веры» - надежный пропуск среди христиан. Луженая глотка перекрыла все звуки. Движение на колокольне прекратилось, и во двор выскочил невысокий человечек в пыльной рясе.

- Да кто вы? Да как вы здесь? – спросил было монах, но увидев беременную женщину, нервно завозился с замком, отпирая кованную калитку.

Мужчины, подхватив Дашу, очутились на квадратном дворе, заставленном стройматериалами: железом, досками, кирпичом. Видно было, что обитель готовится к обширной реставрации, надеясь на скорое возрождение.

Маленький монах провел мужиков к зданию, стоявшему особняком от церкви, увенчанной пятью луковками, полностью сокрытыми от человеческого глаза сеткой лесов.

- Отец Анатолий, отворяй, - крикнул маленький монах, и дверь тут же была открыта седовласым, стройным мужчиной в рясе, выглядевшей гораздо опрятней, чем одеяние маленького собрата.

- Увидав Дарью, тот ахнул и немедленно указал помещение с узкой кроватью без каких либо признаков матраса.

- Потерпи голубушка, потерпи, милая, - затараторил седовласый и кликнул еще одного брата, тощего как щепка, молодого, сутулого, но все равно, очень красивого парня.

- Кипяток, тряпки, ножницы – тащи. Быстро! – седовласый был строг, а команды его звучали четко, по-военному, - И всем я приказываю убраться из кельи! Нечего тут! – И монах так зыркнул на мужиков, что ослушаться его никто не посмел.

Высыпали на улицу. Огляделись вокруг. Монастырь был надежно огорожен толстенными стенами. На его территории красовались древние ели, прикрывавшие могучими лапами маленький огород, нежно зеленевший первыми всходами. Около маленьких теплиц и парничков толпились застенчивые яблоньки, утопавшие в розовом цвету. И тишина вокруг, наполненная лишь соловьиными трелями, ласкала слух.

- Господи, благодать какая, - Серега истово перекрестился.

- А ты где так петь настропалился? – спросил его маленький монах.

- Было дело. Служил храму и Господу когда-то, пока не отошел от веры, - честно признался Черепицин.

- Бандитствуешь? Даст Бог, бросишь это ремесло, а?

- Даст Бог, брошу. Давно пора бросить.

Егор взволнованно спросил молодого паренька:

- А этот, который отец Анатолий, в медицине чего понимает?

- Понимает, не горюй! Он, между прочим, военным доктором в миру был! Так что, Бог милует рабу божью. Милует, - расцвел, разулыбался, словно весеннее солнышко, парень.

- Брат Афанасий, что уши развесил? Или у тебя послушания закончены? – Маленький монах шуганул молодого паренька, и тот ускакал, только пятки засверкали, - маленькая у нас пока братия. Монастырь только-только открыли. Бьемся, бьемся… А вот ты оставайся у нас! – монах положил сухую ладошку на широченную лапу Сергея, - на тебе пахать можно будет.

- А что? Наверное, останусь, - невозмутимо отвечал Сергей. Он совершенно изменился, как только переступил границу тихого монастыря, и глаза его, до этого жесткие и колючие, выглядели так, словно их промыли вешней водой.

Егор прямо залюбовался Черепициным. Пускай остается, нечего ему в грязи култыхаться. Он перевел взгляд на Алексея и увидел, как тот растерянно бродит вдоль стены, в отдалении от общей компании. Егор нахмурился: странное дело… Когда Пасечник успел так накиряться, вон, даже шатает его, горемычного? Или – нервы?

Он поднялся с лавки и неспешно направился к старым елям, вокруг которых устроил свой новогодний хоровод Пасечник. Чем ближе Егор подходил, тем быстрее становился его шаг, и тревожнее - выражение лица. Наконец, Егор побежал. Глаза Алексея были красные, из ушей струйками вытекала кровь, а рот перекособочен от какой-то неведомой доселе, страшной муки. Ноги Пасечника, заплетались, отказывая служить своему хозяину, и он рухнул в траву.

_ Что с тобой, браток! Да очнись же ты, Леха! – Егор попытался приподнять друга за плечи.

Но тот вдруг прошептал: оставь меня. Я нечистый. Отойди. Уводи в храм всех, скорее… Они пришли за вами!

- Да кто пришел-то? – закричал Егор.

Глаза у Пасечника закатились, изо рта хлынула кровь. Кровь хлестала даже из-под ногтя указательного пальца, поднятого в сторону монастырской стены.

Егор повернул голову и обомлел: там, за стеной поднимались клубы черного, смолистого дыма. Толи гул, то ли вой нечеловеческих существ доносился до ушей Егора, и древний камень мощной ограды дрожал от этих звуков.

- Бег-и-и-и! – простонал Пасечник.


Глава 28

Егор, увидев, как черная масса перевалила через стену, схватил Алексея и поволок его на себе в сторону монастыря.

- Прячьтесь! Прячьтесь! – кричал он оторопевшим от страха людям.

Маленький монах забегал в панике, но потом, собравшись с силами, взял себя в руки.

- Надо тушить пожар! Может, там бензовоз какой взорвался? – спросил он у Сергея.

- Ну откуда тут взяться бензовозу? Нечисть лезет! – крикнул он монаху, - в колокола бить надо!

- Молоденький парнишка, запыхавшийся от бега, (нечисть застала его на грядках) вдруг, круто развернувшись, рванул к колокольне, и шустро, как обезьянка, вскарабкался наверх.

- Афанасий! – взревел монашек, - куд-а-а-а? Ох, ты, Господи, загинет мальчишка! – заплакал он.

- Через минуту вся округа зазвенела от тревожного колокольного звона.

Черное облако, дрогнув, как туча мух от дыма костра, отпрянула от звонницы.

- Ах, ты, молодец, брат Афанасий! Видали, что творит мальчишка! – улыбнулся Сергей.

Он принял задыхающегося Алексея из рук Егора и втащил его в здание. Заодно и Егора, прихватив за шиворот, впихнул во внутрь.

- Сидеть здесь! Дальше – наша работа. Помоги нам Бог, - строго сказал Череп и захлопнул тяжелые двери, оставшись с братьями на улице.

Колокола звенели и гудели, отгоняя страшные тучи, но они на глазах пухли и разрастались все больше, и больше, окутывая колокольню смрадом и мраком.

- Давай-ка, брат, помолимся. – Череп упал на колени.

Монашек последовал его примеру. Оба твердили молитвы, надеясь на то, что Господь их услышит, наконец!

Афанасий, совершенно выбившись из сил, не выпускал веревки, подвязанные к языкам голосистых колоколов. Он бил и бил, машинально выплясывая странную чечетку, дергаясь всем своим хрупким, тонким телом.

- Устал, малыш? – вдруг рядом с ним раздался вкрадчивый голос. Афанасий ни сколько услышал, сколько почувствовал чужую, такую ласковую речь. Будто домашний кот мурлычет. Он запретил себе оборачиваться, запретил слушать, но слова незнакомца лились прямо в уши, прямо в мозг:

- Устал, малыш? Тебе нужно отдохнуть, прекрасное дитя.

Острая боль пронзила все существо Афанасия. Ему казалось, что голова сейчас просто хрустнет, как переспевший арбуз и расколется на тысячу частиц.

«Не слушай, не слушай!» - приказывал он себе, но голос разрывал мозг несчастного. Афанасий замедлил движение, чтобы обхватить голову, чтобы хоть как-то помочь себе, но как только колокола, сбившись с ритма, затихли, бедняга, совершенно обезумевший, полетел вниз со звонницы.

Сергей и монашек увидели, как с глухим стуком упало тело мужественного паренька. Череп взвыл, а монашек, наоборот, окаменев лицом, начал молиться усерднее. Сергей различил знакомую фигуру: на звоннице, поправ все святое, стоял выродок и приветливо махал ему рукой.

И тут же, совсем рядышком, из дыма материализовались две другие фигуры. Отделившись от зловонной массы, они уверенно двигались к Сергею и монаху. Их главарь легко, словно пушинка, спрыгнул с колокольни, и семимильными шагами, как паяц, двинул к одиноко молящимся мужчинам.

- И ты, брут, - усмехнулся выродок, - правильно Падший говорил: стукачок ты, мил человек! – он раскрыл свою безразмерную пасть и вцепился Сергею в руку.

Острая боль отозвалась во всех членах. Сергей, истошно заорав, схватил когтистого и размозжил ему голову, откинув от себя безобразное тело на несколько метров.

- Сдохни ты уже, наконец, тварина! – прорычал Черепицин.

Второй из демонов тут же бросился на него, но обезумевший Сергей снова порвал ему глотку:

- Тебе, что, понравилось, гаденыш?

Спасти монаха ему не удалось: третий демон с наслаждением вцепился в горло маленькому человечку. Разъяренный Черепицин разорвал демона пополам – но было поздно – монах умер, хрипя и задыхаясь, булькая изувеченным горлом.

- Господи, прими к себе раба божьего, - вздохнул Серега, прикрыв глаза погибшему.

Он не успел отдышаться, как услышал:

- Ай-я-яй. Сережа, Сережа… Я ведь доверял тебе, как родному сыну. А ты так шустро переобулся…

Перед Черепициным стоял Падший. В нарядном костюме, свежий, благоухающий, с иголочки.

- Изыди, сатана! – ревел Сергей, - изыди из приюта Божьего! Заклинаю тебя и проклинаю – пошел прочь!

Падший задорно улыбнулся.

- Ой, мне таки страшно! Шо ты так орешь, будто тебя по пяткам щекочут? Шо ты мне тут коники строишь, оно тебе надо, шлимазл?

- Изыди, скотина! Я тебе клятв на верность не давал! – Сергей почувствовал странную, сосущую боль в груди.

- Что засуетился, червячок? Бо-бо? Как тебе смертушка? Думаешь, она по твою душу не придет? – Падший все улыбался и шутил, шутил и улыбался, издеваясь. А Серега увидел у него в руках сердце. Живое сердце, тревожно бьющееся. Он посмотрел на свою грудь, а в ней – зияла кровавая дыра.

- А? Как тебе фокус? Нравится? – падший сжимал сердце, и оно трепыхалось в длинных, тонких, таких изящных, музыкальных пальцах Падшего.

«Господи, да услышь ты меня, наконец! Господи!» - закричал Сергей от боли. Отчего-то ему привиделась маленькая девочка. Та самая крошечная девочка, убитая Сергеем сотни лет назад. Она стояла позади Падшего и строго смотрела на Черепа укорчивыми глазами.

- Господи, помоги!!!

***

А внутри было тихо-тихо. Алексей тихо-тихо лежал на полу у выхода. Глаза его были прикрыты. Где-то тихо-тихо стонала роженица, а мужской голос бубнил ей что-то успокаивающее, умиротворенное. Где-то тихо-тихо надрывно кричал Серега. Там, снаружи. Но какое дело старому монастырю до его воплей. Тихо. Не надо шуметь. Надо смириться со своей участью. Смириться и радоваться отдыху и покою.

Леха очнулся, закашлявшись, он с трудом сел, оперевшись спиной к могучей стене:

- Где монахи?

- Оба погибли.

-Серега?

- Кричит. Твой шеф прибыл. Готовит из него фарш.

- Почему он не спрятался здесь? Почему?

- Наверное, потому, что он – отличный чувак.

Алексей посмотрел на Егора пронзительными синими глазами.

- Помоги мне подняться.

- Зачем?

- Я Падшему нужен. Он выманивает меня, что тут непонятного?

- Зачем? Он сейчас и из тебя сделает фарш. Что ты можешь, вообще?

Егор подхватил Алексея.

- Вместе пойдем, понял?

- Ты что, одурел? Дашка рожает. Вы жить должны!

- Ничего, как-нибудь управимся. Сидеть и ждать, пока он сюда проберется, я не могу.

Взгляд Пасечника скользил по лицу Егора. Они обнялись.

- Тогда мы умрем вместе.

У Егора застрял комок в горле.

- Все-таки, почему ты с нами, а не с этой тварью? Что с тобой произошло?

Алексей силился улыбнуться, но вместо улыбки получилась какая-то гримаса.

- Потому что я тебя люблю. И всегда любил. Из меня вышел не, Бог весть, какой хороший папаша, но…

- Что? – Егор очумело уставился на Пасечника, - что ты сказал?

- То и сказал, что ты услышал. Дай мне руку. Нам нужно идти. Нельзя позволить ему дотянуться до Дарьи.

Они с трудом открыли ворота. На улице стояла густая, хохочущая мгла.

***

- Т-а-а-ак, тужимся, девочка, тужимся! – рокотал отец Анатолий.

Дарья, измученная схватками, старалась изо всех своих сил.

- Молодец, молодец какая! Еще разок, давай! Головка показалась, давай, девочка! – голос у Анатолия журчал, как весенний ветерок. Словно и не было страшнейшего богохульства и поругания снаружи.

***

Алексей и Егор стояли спина к спине. Как когда-то давно, еще в армии. Падший отбросил изувеченное сердце Черепа в сторону, и оно валялось в пыли, продолжая стучать.

- Ой, а кого я вижу! Мальчишки-хулиганы! Набедокурили, и в прятки решили сыграть? – Весело, упругим тенорком, болтал Падший, - за базар, мальчики, придется ответить.

Он приближался к ним танцующим шагом, легкий, тонкий, грациозный, как пантера, играющая с жертвой в кровавые игры. Выродки, до последней секунды, валявшиеся на земле, словно грязные тряпки, ожили и, подпрыгнув, как резиновые мячи, хищно оскалившись, окружали двоих, скользя неслышно, словно бестелесные духи.

-Держись, Егор! – Алексей вынул из-за пазухи нож.

Движение его было похоже на короткую вспышку молнии: и нож мягко, как в масло вошел в тело одного из выродков. И он взвыл, распадаясь на мелкие смрадные частицы. Второй, замяукав обиженно, бросился на Пасечника, но тут же растворился. Когтистый, изменив тактику, решил обойти Алексея со спины, но Егор не позволил ему это сделать – схватив ряженого, он сжал его дряблую шею, и Алексей шустро повернувшись, взмахнув ножом изящно, как дирижер палочкой, пропорол когтистому живот.

- Гудбай, мой мальчик! – проскрежетал Пасечник.

Падший разглядывал короткий бой с интересом тренера.

- Неплохо, Алеша. Неплохо. Но тебе не хватает опыта, – он взмахнул рукой, и туча, висевшая над головами, распалась на тысячи, и тысячи демонов, кривляющихся, злобных, отвратительных.

- Имя им – легион, - расхохотался Падший, резко изменившись в лице. Перед Егором вырос огромный монстр, похожий на чудовищное насекомое, доселе невиданное: то ли богомол, то ли паук, с рогатой головой, кровавыми глазами и отвратительными клешнями, растущими, не пойми, откуда.

Алексей переглянулся с Егором в последний раз.

- Прости меня, - одними губами прошептал Пасечник.

И вдруг все пространство вокруг пронзил крик младенца. Обыкновенный крик нового человека, только-только появившегося на свет. И в тот же миг ясные, жаркие лучи солнца разорвали сгустившуюся тьму, сжигая ее, как старую тряпку, пропитанную бензином. И страшный мучительный визг погибающей нечисти не смог заглушить победного крика этого нового человека!

Брюхо насекомого продырявило длинное огненное копье. Кто-то очень сильный и могущественный легко, как кузнечика, поднял Падшего на пике.

Сергей с трудом поднявший голову, охнул:

- Макарий! Как же ты долго до нас добирался!

- Нет, это Георгий-победоносец к нам пожаловал, - вздохнув, сказал Пасечник, - собственной персоной.

Падший корчился на копье, как корчится червяк, насаженный на крючок равнодушного рыбака. А потом, демон, обратившись в белесую змейку, ловко соскользнув с пики, шустро извиваясь, растворился где-то в траве.

Сияющий Георгий опустил копье, строгий и беспощадный, он окинул суровым взором монастырский двор, и вдруг так тепло, так ласково улыбнулся, словно и не давил только что демона:

- Ну что, ребзя? Описались?

Ворота распахнулись, и в их проеме возник отец Анатолий с младенцем на руках.

- Вручаю тебе нового бессмертного, - сказал Анатолий и протянул ребенка Георгию.

Светлый воин принял младенца.

Егор жадно «запоминал» малыша. Его сердце рвалось на части, точно так же, как рвалось оно час назад у Сергея. Его плеча коснулась женская ладонь. Дарья с трудом держалась на ногах.

- Это судьба, Егор. Мы созданы для жертвы. Для самой главной жертвы в нашей жизни. Так мы доказываем свою любовь к отцу нашему, Господу Богу.

Алексей, понуря голову, упал на траву.

- Макарий, козлина ты этакая, дай хоть парня в руках подержать.

- Это девочка, долдон, - невозмутимо ответил Пасечнику Макарий.


Глава 29

Алексей бережно взял на руки девочку. Малюсенькая, почти прозрачная, отнятая от матери, обреченная на вечную жизнь, она тихонько попискивала.

- Бедняга ты моя, - прошептал Алексей.

Егор, судорожно сжимая кулаки, отвернулся. Дарья прикорнула к стене, закрыв глаза. Ясный свет, окружавший Георгия, пропал. Он не спешил отнимать девочку от Пасечника. Вместо этого Георгий отошел к Черепу и склонился над ним. Изломанный Сергей, затихнув, лежал и уже не смотрел на свое сердце, сиротливо валяющееся в стороне.

- Потерпи, браток. Сейчас я тебя починю, - сказал он Черепицину.

- А стоит ли? – Серега с трудом разлепил ресницы.

- Не тебе судить об этом, - строго ответил ему святой воин.

Он подобрал сердце и несильно подул на него. Ошметки древесных стружек и налипшего песка исчезли, разрывы и трещины затянулись, и сердце забилось ровно, без перебоев. Георгий аккуратно вложил сердце в дыру на груди Сергея и опять легонько дунул. Рваная рана на теле Черепицина стала исчезать прямо на глазах.

- У Коти – боли, у собачки – боли, а у Черепа – не боли. Живи, богатырь, - улыбнулся Георгий, - ты нам нужен. Поднимайся. Отец Анатолий нас уже ждет.

- А ребята?

Георгий взглянул на то, что осталось от мужественных монахов.

- Отец Анатолий позаботится о телах, а души их уже на небесах. Они – герои!

- Я одного не пойму… Столько бессмертных, а парней не уберегли.

Георгий серьезно посмотрел на Сергея.

- Так ведь они не с белогвардейским отрядом сражались, надо понимать!

Сергей, почувствовавший прилив сил, все равно не торопился.

- А с этими – что? – кивнул он на Пасечника, Егора и Дарью.

- Они имеют право на выбор. Оставим их пока в покое. Бог все управит.

Сергей поднялся. Он с Георгием был почти одинакового роста. Отец Анатолий ждал их на пороге храма.

***

Пасечник поцеловал ребенка в лоб. Он оглянулся на Дарью. Казалось, что она совершенно равнодушна к своей новорожденной дочери. Проблески слабой надежды в душе Алексея погасли, как слабые огоньки на сырой древесине. Дарья – не Алла. Дарья – истинная воительница, настоящая слуга. Она не пойдет поперек своего Бога. У нее хватило сил наступить на горло всем своим мучениям, сомнениям и жалости.

Алексей встретился глазами с Егором. Тот ждал его взгляда, будто разрешения. Перехватив девочку у Алексея, неумело, неуклюже прижал ее к своей груди и не смог сдержать слез.

Пчелин подобрал с земли нож и присел рядышком с Дарьей. Она не двигалась, будто каменная статуя. Алексей коснулся ее плеча.

- Даша. Даша, девочка, очнись.

- Зачем? – спросила она. Голос ее, лишенный красок, казался безжизненным, мертвым.

- Нам разрешили попрощаться с малышкой. Посмотри на нее, Даша.

- Не хочу.

- Ты же - мама!

Дарья повернулась к Алексею. Глаза ее, опустошенные, бесцветные, вдруг наполнились слезами.

- Какая мама? Ее заберут, и я больше никогда не увижу своего ребенка. Иначе нельзя. Иначе – смерть!

Алексей поцеловал взлохмаченную голову женщины.

- Почему ты решила, что твоя девочка умрет? Вон, смотри, мужик твой какой здоровый вырос. Смотри, как он любит маленькую. А ведь все было так, как сейчас.

- Что – сейчас?

- Да все просто на самом деле. – Алексей показал ей нож. – Нужно всего лишь… убить меня. Ты станешь смертной и невидимой для ЭТИХ ЛЮДЕЙ. Они не смогут забрать девочку у тебя. Будете жить с Егором нормальной жизнью. Воспитывать дочку, ездить на курорты, ссориться со свекровью и копить деньги на новый холодильник.

- А ты умрешь?

- Да тебе какое дело до меня? – Алексей разволновался, раскраснелся, а синие глаза его потемнели, - что – я? Никто и ничто! Мне уже столько лет, и смысла в своем дальнейшем существовании я не вижу! Коптить небо? Не лучше ли провалиться в тартары сразу и без особых мучений? Вот падший удивится, - Алексей хмыкнул невесело, - поди, коньяк откроет на радостях.

Дарья молчала. Было видно, что она думает о чем-то напряженно. Потом она вновь взглянула в глаза Пасечнику.

- А что дальше? Что будет потом?

- Я не знаю, - растерялся Алексей, - но…

- Не будет никаких «но». К нашей дочери придут ЭТИ ЛЮДИ и вонзят нож в ее грудь. А мы всю жизнь будем ЗНАТЬ о том, что они все равно придут! Будем менять пеленки, водить ее в ясли, провожать в первый класс, наблюдать за тем, как она взрослеет и становится девушкой – и все время ЖДАТЬ! А потом, когда я стану старой, мой муж, все еще молодой и красивый, похоронит меня, маму. И останется совершенно один на всем белом свете! Вот какая «прекрасная жизнь!» будет у нас! Я не хочу, не желаю такой жизни!

- Я не знаю… Но Егор после того, как ты отдашь дитя, не сможет жить с тобой. Он все равно уйдет, он так воспитан смертной матерью. Убив меня, исчадие ада, ты получишь несколько лет счастья. Это немного, капля в море, но все-таки… Может быть, другие бессмертные сильнее, чем он. Но я просто очень хорошо знаю этого человека. Слишком хорошо.

Даша поежилась, будто ей очень холодно, хотя была одета в черную рясу, скрывающую ее ноги до самых щиколоток. Анатолий не нашел среди вещей женской одежды.

- Когда родилась маленькая дочка, и Анатолий перерезал младенцу пуповину, я почувствовала великое облегчение, хоть беги и нормативы сдавай. Батюшка сказал, что это нормально, но отдохнуть мне все-таки надо: роды оказались сложными, любая смертная после таких родов обязательно погибла бы.

А потом я посмотрела на свое платье и поверила ему. Оно насквозь пропиталось кровью. И постель вся в крови. И ряса отца Анатолия была такой – хоть выжимай. Если сейчас я тебя убью, то сразу умру. У моей девочки не будет мамы, а у Егора – не будет жены. И ему станет гораздо тяжелей пережить это.

Бессмертные, получив возможность оставить себе своих детей, начнут это делать постоянно: ты подал им свой пример. А любая женщина подаст пример мужу. Эта пара, другая, но кто-то из них обязательно станет правителями нового «улья» Падшего. И настанет конец времен. И виной всему – ты, «любящий отец»!

Пусть Егор будет меня презирать… Легкой смерти ты не получишь! Я остановлю это колесо, и Падший не получит матку в свое гнездо!

Она снова отвернулась от Алексея и затихла. Пасечник тяжело вздохнул, отбросил в сторону ненужный нож и направился к Егору.

- Она спит, - с улыбкой прошептал Егор, - посмотри: какая хорошенькая, какая крошечная…- он заворковал:

- Да ты моя куколка, моя девочка… Ничего, сейчас наша мамочка отдохнет, наберется силушек и покормит тебя, дочечка…

- Не надо, Егор, - сказал Алексей, - Дарья не будет ее кормить.

- Что? – глаза Егора, счастливые, яркие, вдруг непонимающе уставились на Алексея.

- Что тебе непонятно? Дарья отдает ребенка. Все.

- Это ее окончательное решение? Ну ты же сказал, что можешь…

- Ничего я не могу. Все решает мать!

- Я уговорю ее! Я заставлю! Я сейчас ей покажу малышку! Просто надо показать, и все! – Егор чуть ли не побежал к Дарье с ребенком в руках.

- Егор, не смей! – негромко окликнул его Сергей.

Егор оглянулся. Напротив него стояли Георгий, Сергей и Анатолий. Пасечник, как отверженный, застыл соляным столбом в сторонке, особняком.

Девочка в отцовских руках беспокойно завертелась. Тихий монастырский двор огласился громким криком потревоженного младенца. И тут Алексей метнулся к Егору.

- Давай, быстро! Они ничего не получат! – крикнул он, схватил младенца и побежал в сторону ворот.

Егор, растерянный, разом сдулся, осел на землю. Но Дарья, минуту назад лежавшая у стены монастыря, вдруг молнией метнулась за Пасечником.

- Это ты ничего не получишь, темный! – грозно воскликнула она и, догнав мужчину, вонзила нож ему прямо в спину.

Алексей остановился. Теряя силы, передал кричащую девочку матери.

- Я хотел, как лучше, - улыбнулся он и растаял, превратившись в серое облачко пара.

- Л-е-х-а-а-а-а-а! – заорал Егор.

Но Лехи больше не было на этом свете. Исчез Леха, испарился Пасечник, умер отец Егора.

Даша медленно приближалась к Георгию. Лицо ее, бледное, залитое слезами, лицо несчастной матери, было искажено мукой смертного. Адская боль вернулась. Она считала шаги и боялась оступиться.

- Принимай нового бессмертного, - сказала она, протянув дочь Георгию.

Георгий взял ребенка.

- С ней все будет хорошо, умница, - шепнул он Дарье. Солнечные лучи охватили его, заслонив ярким сиянием от остальных. Через пару секунд золотистое свечение исчезло вместе с Георгием.

Сергей улыбался счастливо. Егор, обхватив голову руками, сидел, скрючившись, на земле. Отец Анатолий с тревогой посмотрел на Дарью. Лицо ее, неживое, словно высеченное из мрамора, без единой кровинки, замерло. Она начала валиться на мягкую молодую травку.

Анатолий успел схватить Дарью на руки?

- Заводите машину! Быстро! Она умирает! – отрывисто приказал Анатолий.

Егор, будто от кошмарного сна очнулся. Вскочил на ноги, кинулся к Анатолию. Спрашивать о чем-то не было нужды: алебастровая белизна кожи женщины говорила сама за себя.

Сергей ринулся к бэхе, верно ждавшей хозяина за древними стенами. Несмотря на вмятины, все-таки она была цела, и двигатель не подвел. Анатолий бережно уложил Дарью на заднее сиденье. Егор обнял жену, пытаясь хоть как-то согреть холодеющие руки Дарьи.

- Город в сорока километрах. Гони. Может, и успеем, - негромко сказал Анатолий. Сергей включил передачу. Бэха рванула, уходя все дальше и дальше по лесной дороге, петляющей между вековых елей, от забытого суетными людьми монастыря.

Егор прижимал к себе Дарью, пытаясь отдать ей свое тепло.

- Дашутка, что ты? Ты что? Дашка, живи!

Он целовал ее алебастровый лоб, потухшие глаза, губы, руки, и шептал, шептал без передышки:

- Даша, Даша, Даша, держись, ты сильная, ты сможешь, потерпи…

Она на секундочку приоткрыла глаза и посмотрела на Егора.

- Хорошо как. Не больно. И не страшно совсем.

Серега, не жалея бэху, гнал по кочкам и лужам.

- Отец Анатолий, у нас есть шанс?

И тот, вперившись взглядом в лесную, испещренную колеями, дорогу, глухо ответил:

- Нет у нас больше шансов. Огромная, катастрофическая кровопотеря. Время ушло.

Егор не услышал слов Анатолия. Он верил в чудо. И, пока сердце Дарьи билось, как натруженный старый маятник, он надеялся на счастливый финал…

***

Дарью похоронили на тихвинском кладбище. Ирана Ивановна не присутствовала на траурной церемонии – находилась в реанимации с диагнозом «инсульт». Алла Леонидовна скорбно констатировала: похоронами Дарьи дело не закончится. Нужно выбивать место рядышком. Мать не хотела жить без дочери.

На Егора было страшно смотреть. Он безвольно слонялся по тихому старинному погосту. Бестолково натыкался на людей, на кованые ограды. Во время панихиды топтался где-то в стороне. Могильщики еле-еле удержали Егора, когда тот, оступившись, чуть не улетел в свежую, приготовленную для погребения усопшего, яму, выкопанную невдалеке от Дашиной могилы.

Сергей, поняв, что Алла Леонидовна управится сама, оставил ее, устремившись к Егору. Он жил в маленькой квартирке целый месяц, зорко следя за полубезумным мужчиной днем и ночью.

Алла держалась молодцом. Заметив, как задрожали губы сына при виде огромного плюшевого медведя, постаралась быстро вынести его из квартиры вместе с многочисленными баулами с подгузниками, пинетками и бутылочками. В ближайшем храме все это богатство приняли с радостью. Батюшка причастил настойчивую прихожанку и старался помалкивать: видно было, что за горе посетило ее семью.

Егор пришел в себя сорок дней спустя после гибели Дарьи. Взглянув трезвыми глазами на Сергея, спросил:

- Что ты теперь поделывать будешь, Серега?

- Продолжу свою работу. Как и раньше, - Черепицин звякал ложечкой, помешивая чай в кружке.

Аллы Леонидовны дома не было – ушла в больницу, проведать Ирину Ивановну. Она совсем забегалась в этот тяжелый месяц, и сама бы точно загремела на больничную койку, если бы не Серега, управлявшийся с хозяйством и с Егором не хуже профессиональной няньки и уборщицы по совместительству.

Егор несколько раз до чертиков напивался, приходилось Сереге брать на себя роль санитара. Однажды Егор чуть не разбил бэху, тайком вытащив ключи из кармана Черепицина. Он гнал автомобиль по федералке в сторону Питера, и Серега все-таки настигнул его, заплатив немалую сумму какому-то мужику, от нечего делать, согласившемуся на авантюрную погоню. Но «завихрения» потихоньку сошли на нет, и Егор больше времени проводил на кладбище, подолгу просиживая у могилы жены.

- Будешь детей у матерей отнимать?

- Нет. Я неблагонадежный. Буду в горячих точках под смертью ходить.

- А меня возьмешь с собой? Будем вместе ходить? – в глазах Егора светилась надежда.

Сергей собрал со стола кружки. Включил кран. Вода суетливо зашумела. Огромный двухметровый дядька в веселеньком фартучке Аллы Леонидовны смотрелся забавно. С посудой управлялся умеючи, и отправив в сушилку кружки и тарелки, ничего не разбил и не сломал. Вытер руки полотенцем и, вздохнув, не без труда, втиснулся за маленький столик.

- А ты о матери подумал?

Егор хмыкнул с иронией.

- А что мне сделается? Я же – птичка-феникс.

Сергей совсем по-женски разгладил скатерку, перед тем как положить свои ручищи, сложенные в пудовый «замочек» на стол. Судя по всему, разговор предстоял серьезный.

- Нет, брат. Никакая ты теперь не птичка.

Егор удивленно поднял брови.

- С чего это вдруг?

- С того это… Мать у тебя – смертная, и силу ты свою получал от отца. Но Пасечник мертв. Так что, получи и распишись, сынок… Дай Бог, лет восемьдесят проживешь, если на рожон лезть не будешь.

- Гонишь, Серега! – Егор не знал, радоваться ему этой новости или нет.

- А ты иди и в зеркало посмотри, - сказал Черепицин.

Егор вошел в ванную. Все та же стиралка, бьющая током (так и не купил он матери новую), махровые полотенца на сушилке. Три зубных щетки, и одна из них – Дашина.

В зеркале отражалось худое лицо в порезах от бритвы. Бледное мужское лицо с двумя морщинками, прорезавшими переносицу. Ранние морщины – не положено им находиться на лице молодого мужчины. На лице бессмертного…

На крючке висел пушистый, желтый как утенок, халатик Дарьи. Егор ткнулся носом в него – пахло «шанелью». Те самые духи, дареные Егором невесте в одну из счастливых зимних ночей. Егор заплакал, как малое дитя.


ЭПИЛОГ

Перед уходом из квартиры Аллы Леонидовны Сергей протянул Егору папку с документами.

- Нашел в машине. Пасечник приготовил их для… тебя. Хотел, чтобы ты спрятал свою семью здесь. Места глухие, далекие. Дом хороший, крепкий. Климат, так себе, конечно, Север, есть Север, но… Красиво там и спокойно. Душой там отдохнешь. Родина мамы твоей, кстати. Поезжай.

- Погожу пока, - ответил Егор, - но все равно, спасибо.

- Береги себя, парень! А я за тебя рад. Свободный ты теперь человек! Я буду молиться за тебя.

Они крепко обнялись и расстались, как оказалось, навсегда.

Прошло много лет. Егор где только не побывал за это время. Воевал в Чечне, два раза был ранен. После войны окончил курсы спасателей, и потом носило его по всему миру. Часто жалел о том, что не бессмертен – сколько бы людей удалось спасти от гибели только своим присутствием.

Но… Чудес больше не происходило. Жизнь неслась к колее рутины, в которую превратились бесконечные происшествия, аварии и катастрофы. Егор привык к смертям и уже не терял хладнокровия. Он так и не женился, не обзавелся детьми. Старенькая мама уже не мечтала о внуках, не надеялась и не говорила о своих надеждах сыну, приезжавшему в отпуск. Правда, он хорошо заботился о ней. И на том – спасибо.

Их квартирка по-прежнему дышала уютом и чистотой: свеженький ремонт, новые окна, новая стиральная машинка, новая мебель и занавески. Все было сделано для Аллы Леонидовны. Все, кроме крючка, на котором так и остался Дашин халат. Убирать его Егор не разрешал, и Алла Леонидовна стирала его тайком от сына.

Ирина Ивановна выкарабкалась, и заботы Аллы не убавлялись. Ирочка нуждалась в уходе, могила Даши – тоже – дел хватало. Где бы еще здоровья взять? В последнее время ее донимали боли в колене. Сначала она грешила на больные суставы. Обследоваться не торопилась, и в поликлинику отправилась, когда уже не смогла ходить без палочки. Оказалось – поздно. Операция шла за операцией, и впереди – никакого просвета. Егору пришлось оставить командировки, чтобы выхаживать обеих пожилых женщин.

Алла Леонидовна ушла тихо. Казалось, она просто уснула. Смерть омолодила ее, одухотворила ее лицо. Егор чувствовал, как рвется что-то важное, связывающее его с чем-то счастливым, прекрасным. Может, с детством?

Да. С беззаботным, ярким, веселым, НОРМАЛЬНЫМ детством обычного советского ребенка, гогда деревья были большими, трава зеленой и никаких бедствий, творящихся вокруг. Никаких Падших, Пасечников, бандитов, олигархов, вороватых чиновников, продажных ментов, Ряженых, оборотней и прочей нечисти… Просто жизнь. Хоккейная коробка во дворе, карусели в парке, школьные друзья, каникулы в деревне у бабушки, зарница и мороженое в киоске.

А теперь мамы не было, и все хорошее она унесла с собой.

Через месяц Егор похоронил несчастную тещу. И положил ее рядышком с Дарьей и Аллой.

- Ну, девоньки, лежите спокойно. Отмучились вы, отстрадали, - Егор положил цветы на могилы. Присел на скамеечку, зажег лампадку. Выпил рюмку водки.

В голову пришло воспоминание: мама смотрит на него ласковым, все понимающим взглядом, пока он трескает жареную картошку.

- Ты должен встретиться с Дашей, сынок. Она – хорошая.

«Хорошая, мама. Хорошая, не сомневайся даже» - подумал Егор.

Он уже все решил. В рюкзаке лежали документы на дом. Поезд на Архангельск отходил в 4.15.

***

Печка весело потрескивала березовыми дровишками, как озорная девчонка, без труда щелкавшая белыми, крепкими зубами лесные орехи. Еще пара поленьев, и в доме начнется адская жара. Лучше не надо.

Егор провел пальцами по лезвию косы – острая. Раздевшись по пояс, принялся выкашивать бурьян и крапиву, густо поросшую вокруг избы. Тучи встревоженных мошек и комаров сразу облепили лицо. Ерунда какая. Ему ли останавливать работу из-за всякой мелюзги?

Зря. Уже через несколько минут лицо покрылось волдырями, глаза заплыли. С психу он чуть не сломал косу об колено. Опустил голову в дождевую бочку, чтобы хоть немного успокоить противный зуд.

- Здравствуйте, - услышал он женский голос. Какая-то старушка в белом халатике и в платочке облокотилась о ветхие штакетины покосившегося забора, - что же вы так разоблачились? Слепень заживо сгрызет!

- Здравствуйте. – Егор быстренько надел рубаху и подошел к ограде.

- Вот у вас рубаха то белая. В ней бы и косили. Гнус белое не любит. Я без халата в огород не выхожу. Легко и хорошо, - лицо у женщины, как яблочко наливное, приятное, с хитренькими морщинками в уголках глаз. Не такая и старая эта бабулька, оказывается, - Меня бабкой Верой здешние кличут. Значит, вы наш новый сосед?

- Значит, сосед, - улыбнулся Егор, - будем знакомы.

- Ну, и Слава Богу. Я самовар поставила. Оладушек с утра затворила. Стынут. Пойдемьте чай пить? – Вера так легко и доброжелательно разговаривала, что отклонить столь радушное приглашение не представлялось никакой возможности. Егор согласился и последовал за соседкой.

В горнице у бабы Веры вкусно пахло печеным. Отмытые до блеска полы были устланы разноцветными дорожками. Чисто, свежо, хорошо!

- Проходи, не стесняйся, что застыл? – спросила Вера Егора, топтавшегося у порога.

- Так, это… Намыто у вас… - Егор не мог прошлепать в избу в резиновых «баретках» с налипшей к подошве травой. Да и разуться неудобно – без носков, босиком…

- Да скидывай ты чуни свои, эка невидаль. Я тоже люблю босой по полу ходить. Ноги, они дерево любят, - баба Вера успевала болтать с Егором и одновременно выставлять кружки, перекладывать с огромной сковороды томившиеся в масле оладьи, куда-то вихрем унестись, чтобы вернуться с банкой только что снятых сливок, желтоватых, таких густых, что ложка стояла.

Егор взял один оладий, другой. Шлепнул в свою тарелку сливок. Попробавал и… ахнул: как вкусно. А потом, слушая воркотню бабы Веры про «очень вредного куркуля Сашку», словно в небытие провалился, очнувшись только тогда, когда у ополовиненной кружки с чаем стояли абсолютно пустые блюдо из-под оладий и банка из-под сливок.

- Люблю, когда мужик с аппетитом ест! – крякнула баба Вера, - любо-дорого глядеть. А моя-то Надька все на диетах сидит. Ждешь-пождешь ее, варишь, печешь, а она приедет и нос воротит! Тощая, прости Господи. Молодежь…

- А кто вам Надька, дочка? – Егор, смущенный своим нечаянным вероломным обжорством, тихонько прихлебывал чай.

- Внучка. С утра должна была из города явиться. Запоздала, поди. Все кавалеры на уме. Ты-то, я смотрю, не обзавелся?

- Нет, - коротко буркнул Егор, тяжело выкарабкиваясь из-за стола,- Спасибо вам, теть Вера. Давно так славно не обедал. Ну, я пошел.

- Сиди. – скомандовала Вера, - сиди и жди.

По спине Егора пробежал холодок: «Что за?»

- А то. Ты что думаешь, на вольные хлеба сюда приехал? Ждали мы тебя всей деревней. – Вера странно молодела на глазах, - вы, дураки, ничего не понимаете, и понимать не хотите! За секту нас считаете! Натворите дел, а потом медленно умираете! Вот теперь сиди, обморок, и жди.

- Слушайте, вы! Чего вам надо? Я завязал! И в ваших разборках теперь не участвую! – Егор начал понимать: ничего не закончилось, и его персональный ад продолжается.

Но почему? Им зачем он сдался? Что за…

На улице зашуршали шины подъезжающего автомобиля. Хлопнула дверца, и послышались чьи-то легкие шаги.

- Смотри, - строго сказала Вера.

Открылась входная дверь.

- Привет, бабуля. Э… Здравствуйте… - колокольчиком зазвучал девичий голос.

Егор медленно, очень медленно повернул голову.

На пороге стояла… Дарья. Юная, сияющая Дарья. В простеньких джинсиках, с кокетливым хвостиком на маленькой головке. Смеющиеся глаза удивленно смотрели на его, Егора.

- Вот, Надюша, вернулся твой батя из своих злоключений! – улыбаясь, сказала Вера.

***

Женщины убирали посуду со столов, расставленных на широком дворе Некрасовых. Молодежь убежала к озеру. Сам Сашка Некрасов о чем-то яростно спорил с председателем.

Вера с Егором сидели на завалинке, любуясь огромной чашей ночного неба, сплошь усыпанного крупными августовскими звездами.

- Даже не верится, что скоро все это закончится, - медленно проговорил Егор.

- Да я сама верить не хочу. Но что делать…- ответила ему Вера.

- Слушай, Виренея, но в поселке очень много таких, как я. Не только бессмертные здесь живут.

Виренея устало вздохнула. В ее глазах отражалось сказочное небо.

- Смертные тоже нужны. Отец Сергий распорядился так. Видно, Богу угодно, чтобы мы все вместе встретили конец времен.

- Отец Сергий? Серега Черепицин? – Егор чуть не задохнулся от волнения.

- Отец Сергий, Егор, - строго поправила его Виренея, - не вздумай его при людях Черепом назвать. Ляпни мне только!

Он трудный прошел путь. Он теперь при нас. Видишь, приказано было общину здесь создать. Отсюда и пойдет весь род человеческий. Плохой ли, хороший, не нам решать. Нам только ждать осталось. Ждать и детей воспитывать, - Виринея поднялась, отряхнула юбку, - Иди отдыхать, Егор. И я спать пойду. Надька, паразитка, с Васькой до ночи прогуляет. Тя-я-я-я-нет ее к нему… Ох. Завтра к председателю сходи, насчет работы. Не затягивай.

- А что я тут буду делать?

- Строить коммунизьм, - рассмеялась Виренея.

Егор отворил дверь своей избы. Глаза слипались от усталости. Скорее бы рухнуть в кровать. Слишком много событий за сегодня. Слишком много. А, самое главное, дочка тут, рядышком. Нагуляется она со своим Васькой, нарожает кучу ребятишек, а те – еще кучу ребятишек. А уж Егор постарается прожить побольше, чтобы успеть воспитать хоть одно поколение. И потом не дрогнуть перед лицом смерти. Ведь жизнь все равно продолжиться на этой земле, но уже без погани, облепившей ее со всех сторон. Разве это не счастье. Он рухнул в постель, готовый провалиться на мягкое дно крепкого, забывчивого сна, как услышал легкий стук в дверь. Заставил себя подняться, подгреб к порогу и… был облаплен здоровенными, до боли знакомыми ручищами.

- Привет, Егорка! Писнул малехо? Или ничего?

Медвежьи объятия мяли грудную клетку Егора. Друг! Единственный друг на всем белом свете!

- Здоров-в-о, Черепуха! Как же я рад тебя видеть! – воскликнул счастливо Егор.



КОНЕЦ
(ссылки на весь рассказ оставим в комментариях)

Автор Анна Лебедева
ПАСЕЧНИК (6) - 980400006127

Комментарии